Чисто Питерская Хтонь

Голос бабушки, повторяющий слова на языке предков, вибрирует и воздух вокруг них поддается, принимает эту вибрацию, щекочет кожу. Лера ежится и все-таки обнимает себя за плечи, чтобы хоть как-то успокоить чертовых муравьев. Вокруг будто бы становится темнее, хотя это невозможно. Солнце вставало, когда они шли сюда. Лере это все ой как не нравится, но язык к небу прилип, она даже прохрипеть не может простое «прекрати» или «остановись». А хочется, ведь все, что сейчас происходит не похоже на те добрые, светлые, теплые ритуалы, к которым Лера привыкла с детства. Аж подташнивает, как при отравлении.

– На, выпей, — бабушка подносит к ее губам черпак с чем-то коричневым, с чем-то пышущим жаром настолько, что Лере кажется, если она прикоснется к этому – расплавится. – Ну же, дуреха!

И пихает черпак все ближе, он, минуя губы, в зубы толкается, так что кипяток льется по подбородку. Но к удивлению Леры, не обжигает. И тогда она сдается, пьет мерзкое, почему-то склизко-сладковатое. Но и этого бабушке мало, она зачерпывает еще и еще, пока в котелке не остается варева, а Лера без сил не опускается прямо там, где стояла. Голой задницей опускается на мокрый, холодный мох.

Ей бы спросить, что дальше. Ей бы узнать, что сделать, чтобы большуха отпустила к маме. Но напрячь связки даже для слабенького стона – лениво. Лениво даже сидеть, вдруг понимает Лера и ложится вроде бы осторожно, а как будто падает. И летит, и лежит одновременно. И в огне, и в снегу, и в воде, такой теплой никогда в Финском заливе, не бывает.

Ветки деревьев над ней превращаются в корни, уползающие в небо. Складывающиеся в лица одновременно старые и молодые. Они грозно смотрят на нее. Они смеются и шевелят губами, но Лера слышит только шум волн. И как только понимает, что это плеск прибоя, она видит его, звуковой волной, пробивающей серые небеса навылет. Небо обрывками на ветру бьется, словно флаги, а из пробоины выглядывает что-то темное. Без лица, без глаз, без рта. Но смотрит. Этот взгляд врывается в Леру грубо, раздирая на части. Она кричит, но ни звука не срывается с губ, которые остаются закрытыми.