Чисто Питерская Хтонь

Она бы заплакала от боли, но ничего не чувствует, хотя понимает, что должна. Вот ведь ее рука лежит в паре метров от тела, как часть какой-то куклы Барби. Ей даже не надо поворачивать голову, чтобы знать – нога валяется еще дальше. Не приходится смотреть, потому что кожа на щиколотке передает сигналы в мозг о том, как цепкие пальцы обхватывают щиколотку и бабушка тащит к котлу ногу и швыряет ее в кипяток. А в котле плоть пульсирует, увеличиваясь и уменьшаясь в размерах. Следом летит рука и еще одна нога. Лера не хочет на это смотреть. Ее глаза закрыты, понимает, и тут же видит прекрасное лицо женщины, складывающееся из белых и красных пятен у нее под веками.

– Теперь ты видела нас, — голос звучит прямо в висках, губы лица не шевелятся.

Лера хочет обратиться к богине, знает ее имя, хочет попросить освобождения, но все имена из головы повылетали. Зато заревом полыхает знание, что без имени просить или требовать у богов ничего нельзя.

– Не бойся. Твое время быть здесь не пришло. Столько всего еще предстоит сделать, — голос обещает сладкое. Обещает свободу от жара и холода, от назойливо лезущих в глаза и уши пауков и червяков. И муравьи, муравьи, что Лера обычно только чувствовала, вылезают, прогрызая кожу, оставляя миллионы ранок по всему телу.

Но она их не видит, видит только покрасневшее от натуги бабушкино лицо. Та пыхтит и тащит ее куда-то. В котел, понимает Лера. Как-то отрешенно, равнодушно замечая, что нос бабушки сейчас выглядит крючковатым, щеки впалыми, а глаза – в них будто бы нет белков.

Только внутри котла Лера наконец-то засыпает.

***

Она приходит в себя на середине движения, будто бы задумалась и пролистала несколько страниц в книге, не уловив сути. Будто бы просто взглядом строчки погладила и отпустила. Вокруг тихо и стены, освещенные очень слабо всего несколькими свечами. Над одной она сидит, склонившись в три погибели, настолько давно, что шея и спина онемели. Шевелиться больно, но она продолжает. Берет из самого обычного, чуть ржавого по краям таза, едва барахтающуюся рыбину. Одной рукой держит крепко, возможно, даже слишком. Другой — точным продольным движением от хвоста к голове снимает с прохладного тельца чешую. Откуда-то знает, надо успеть до того, как рыбина умрет. Но и торопиться нельзя – серебряные чешуйки и так разлетаются по всей землянке, а ей потом ползай, собирай, не дай боги хоть одну упустить.