Чисто русское убийство

— Снимаем показания у троицы замов по сбыту. Ну, тех, которые приезжали с отчетом на дачу к Миронову. Местные мужики, киселевградские. Дома сейчас, наверное, спят. Тарасюк с Капиносом поедут в гости к Богданову — он из троицы самый матерый. Я — к Маргеляну. Жора — к Филиппову. Пусть представят алиби. У кого нет — в принципе, имеем право на задержание. Вызывайте дежурку без всяких чиканий.

— Дежурные в курсе?

— Естественно, — ухмыльнулся Фоминцев.

— И в дежурной части лапши успел навешать? — Такую дерзость по отношению к полковнику мог себе позволить только Прищепкин.

— Пропадать так с музыкой! — отмахнулся Фоминцев. — Учтите еще и такой момент: показания начинаем снимать синхронно. Нельзя допускать, чтобы подозреваемые перезванивались. При необходимости применяйте оружие. В общем, ровно в 23.00 каждый из нас уже должен находиться в квартире у подозреваемого.

— Гунар Петрович, а ведь после 22.00 жилище неприкосновенно, — напомнил Тарасюк.

— Можем, конечно, отложить до утра, но никаких свидетельских показаний тогда не получим. Потому что в 8.10 нам дадут ознакомиться с приказом Карнача об отстранении. Все понятно?

— Тогда разъезжаемся.

Что угодно ожидал Прищепкин от своего позднего визита к Филиппову, вплоть до кровопролития. Вранья был готов наслушаться, угроз. Однако меньше всего, что его накормят наваристым борщом, что «снятие показаний» с Филиппова превратится в задушевную с ним беседу. О чем? Ну о чем могут говорить без бутылки (а еще душевнее с нею) среди ночи на кухне два симпатизирующих друг другу русских человека, если не о судьбе своей любимой до ненависти России? Только о ней, о холодной, злой и несчастной родной земле. О земле пропитой, оплеванной, одураченной, земле обворованной на сотни лет вперед. О Родине, давшей им счастье–несчастье жизни, но определенно угробившей их отцов и дедов, вся беда которых заключалась в том, что они тоже не знали, счастье или несчастье сама жизнь.

— Ну нельзя так рассуждать, счастье или несчастье. Нужно просто постановить для себя — счастье! И строить, делать это счастье своими руками день за днем сотню лет до тех пор, пока жизнь действительно не станет сносной. А если будем и дальше ныть да при этом гадить под себя, то Бог отнимет у нас право на эту землю, вообще на существование! — горячо говорил Филиппов, размахивая ложкой.

— Для меня жизнь — счастье, для тебя — счастье. Почему другие люди какие–то неприкаянные?

— А просто масть такая пошла — чувствовать себя несчастными, поток общий хлынул. И чтобы вырваться из потока к ощущению собственной самодостаточности, нужно прилагать усилия, всем назло жить своим умом, наконец, чем–то пожертвовать. Тебе пришлось жертвовать?

— Семьей, — мрачно ответил Георгий Иванович. — А тебе?

— Мы потеряли лидера — Петра Олеговича. Без Миронова наше движение «Возрождение России» зайдет в тупик. (Сколько уже было создано подобных движений! Как красиво они начинали!) Мы лишились материальной базы, остались без генератора идей. Но все равно хоть успели понять, как жить дальше, и поэтому будем счастливыми вопреки всему!

Опять разговорчики ночные возобновились на русских кухнях. Возрождение этой традиции стало непреложной истиной. Поэтому нет нужды воспроизводить весь разговор между Прищепкиным и Филипповым на бумаге, все и так смогут его представить. Будем по существу.

Все три «зама по реализации неучтенки» — бывшие воспитанники самбистской секции Миронова, люди беспредельно ему преданные, ближайшие его соратники по руководству общественной организации, вернее даже партии, которую Петр Олегович планировал в самое ближайшее время зарегистрировать и вывести на российскую политическую орбиту. Да, это дорогое удовольствие — собственная партия, поэтому пришлось идти на прямое нарушение законов, создание прямо–таки мафиозной структуры с привлечением Управления МВД, в первую очередь Карнача… Кто–то из милицейских чинов согласился закрыть глаза на нелегальную часть бизнеса Миронова «по долгу совести», кто–то — за деньги. Григорий Калинович, к сожалению, политических взглядов Миронова не разделял и брал за содействие баксами. Да, это Карнач был четвертым гостем Миронова на даче. С ним нужно было согласовать передвижение по дорогам области фур с левой водкой и пароли для ГИБДДэшников.

— Алиби?

— Ну, для порядка, — смутился Прищепкин. — Фоминцев просил.

— Во сколько совершено убийство?

— Примерно в пять утра… Если, конечно, верить заключению патологоанатома, человеку Карнача.

— Мы уехали от Миронова около одиннадцати вечера. А в час ночи уже вылетели в Москву.

— Все трое?

Филиппов кивнул.

— Карнач после вашего отъезда в аэропорт остался у Петра Олеговича?

— Нет, уехал еще раньше. Где–то в около девяти.

— Охранники в тот вечер были на даче?

— Разумеется. Ведь и должны находиться при хозяине неотлучно.

— И последний вопрос. Может, Миронова все же заказал кто–то из конкурентов? Были у него враги?