Чисто убийственный бриллиант

— Не приведи господи. Мы должны спрятать его в этих стенах и молиться о том, чтобы настал день, когда мы вернемся и заберем его.

— Но где, Мальволио? Где можно спрятать камень, излучающий света больше, чем солнце?

— В компании других таких же, — загадочно ответил Мальволио. — В люстре над главной прихожей… идите за мной. — Он повернулся к двери и смертельно побледнел, увидев Пандору, которая смотрела на него круглыми от ужаса глазами.

— Заклинаю всем святым! — завизжал Мальволио, лихорадочно осеняя себя крестом. — Изыди!

Пандора не заставила себя упрашивать. Вдавив тумблер, она исчезла.

СМЕРТЬ В СЕМЬЕ

Приглушенный звон фарфора и растущее подозрение, что в спальне он не один, помогли Титусу вынырнуть из забытья одной из самых тяжелых ночей в его жизни. Пропутешествовав полночи из одного кошмара в другой, он провел предрассветные часы, стискивая подушку, широко раскрыв глаза и твердо намереваясь не закрывать их, дабы не дать вернуться снам, полным жуткой смеси примитивного ужаса и привычных домашних деталей. Как жаль, что он оказался лишенным бездумного утешения компьютерных игр с тех самых пор, как его лэптоп вступил в гнусный союз с чем-то до ужаса отталкивающим. Только когда уже солнце начало свое медленное восхождение над Лохнагаргульей, Титус наконец провалился в глубокий, блаженно лишенный сновидений сон. И сейчас, заспанный и заторможенный, он не сразу смог оценить всю щедрость дара, предлагаемого Пандорой. Титус с трудом сел, протирая глаза и широко зевая.

— Доброе утро, Титус. — Пандора поставила накрытый поднос на стопку компьютерных руководств, громоздившихся на тумбочке, и начала распахивать шторы.

— Не так быстро, свет слишком яркий, — простонал Титус, чувствуя, как болезненно сужаются зрачки. Не обратив на его слова внимания, Пандора вернулась к тумбочке, чтобы налить чашку чая и вручить ее брату.

— Я приготовила тебе двенадцать тостов, в тарелке — омлет и восемь ломтиков хорошо прожаренного бекона, два печеных помидора, четыре горячих круассана, две малиновые булочки от миссис Маклахлан, немного свежевыжатого апельсинового со…

— Погоди, — перебил ее Титус. — С чего это вдруг? Что случилось? Ты ведь никогда не приносила мне завтрак в постель. Вчера ты вообще обращалась со мной так, будто я что-то такое, во что ты случайно вступила, а сегодня… — Он помахал рукой над заманчиво дымящимся завтраком.

— Ешь, Титус, а то остынет, — мягко ответила Пандора.

— Ты что, насыпала туда яд? И поэтому такая добренькая, да? Ты надеешься, что сначала похихикаешь над моим дергающимся телом, а потом кинешься к моим адвокатам с известием, что в связи с моей непредвиденной кончиной ты теперь законная наследница дедушкиных миллионов… — Титус поддел вилкой отлично прожаренный ломтик бекона и вздохнул. Он не мог устоять. Еда испускала райское благоухание, солнце заливало спальню, а Пандора выглядела так, словно ее распирали интереснейшие новости.

— Ммирр? — промурлыкал Титус набитым круассаном ртом, обильно посыпая одеяло крошками.

— Поэтому я и здесь, — объяснила Пандора. — Хотела извиниться за то, что была такой… противной вчера.

— Ллдно, — неразборчиво ответил Титус. — Я тоже был хорош. Злорадствовал и травил тебе душу, когда не смог объяснить про те идиотские письма.

Пандора потянулась за куском тоста. Она вдруг почувствовала, что смертельно голодна.

— Если я пообещаю на этот раз слушать как следует, расскажешь мне еще раз? А взамен я расскажу тебе, что я нашла в спальне миссис Маклахлан.

Титус отложил вилку; его внезапно пробила дрожь. С тех самых пор, как он прочел эти потусторонние сообщения, он прилагал максимум усилий к тому, чтобы между ним и письмами была дистанция как можно большего размера. К сожалению, попытки опустить железный занавес и забыть все, что ему довелось увидеть, оказались абсолютно бесплодными, и кошмары прошлой ночи с беспощадной наглядностью продемонстрировали всю тщетность сопротивления. К собственному стыду, он заметил, что вновь схватился за вилку и сжимает ее, словно оружие. Воспользовавшись ею по назначению, Титус пронзил помидор и целиком засунул его в рот. Брызгая соком, он начал объяснять, что же, по его мнению, произошло в картографической комнате.

* * *