Чистое небо (СИ)

Он сердито сплюнул и тронул коня. Все оставшееся время Мартин не спускал глаз со своего господина, готовый в любой момент снова выскочить на ристалище, чтобы помочь ему, но этого не потребовалось. Сэр Уилмот держался осторожно, старался избегать новых схваток и лишь изредка отражал случайный удар топора или меча. Под конец из осталось шестеро — четыре рыцаря из западной партии против двоих из восточной. Спешившегося бойца в золотистой кольчуге сбил с ног и заставил сдаться убриец, а сэр Стаутон, увидев, что его окружают трое конных противников, сам поднял руки и вручил свой меч рыцарю со снежинкой на щите. Заглушая восторженные крики зрителей, снова запели трубы. Первый день турнира в Беломосте закончился.

Песни и слезы

Скрипка в руках менестреля, длинноволосого старика, выводила нежную и печальную мелодию; звуки неторопливо лились по полутемной жарко натопленной зале Мшан. Мартину показалось, что сощурь он глаза и присмотрись повнимательней, то увидит, как они вспыхивают, проплывая сквозь пламя факелов, переплетаются с тонкими серо-белыми петлями дыма и вместе с ним улетают в узкие окна высоко наверху. Тени на стенах, которые совсем недавно кружились, появлялись и исчезали под быстрый, веселый напев, сейчас застыли, подрагивая совсем чуть-чуть, как будто вздыхали. В замковой зале яблоку было негде упасть — здесь за длинными столами собрались все пять с лишним десятков жителей Вересковиц, и еще с полдюжины, что приехали с семьей жениха — и все сидели тихо, точно боялись случайным звуком или движением потревожить менестрелей и разрушить волшебство. Рыжеволосая девушка, дочь или скорее внучка скрипача, выводила чистым высоким голосом:

Как стали короче зимние дни,

Сказала — колечко в подарок возьми.

Колечко из меди, камень простой,

Пусть лихо обходит тебя стороной.

Эльфийка-колдунья из чащи глядит,

Завистью черной ее взгляд горит.

«Я вашу любовь развею как дым,

Был он твоим милым — а станет моим!»

Солнце на запад и небо в крови,

Но он не придет, как его ни зови.

Хоть плачь, хоть молись всю ночь до зари,

Пропал он навеки в лесах фаэйри…

Голова кружилась. Сэр Уилмот не поскупился на угощение, и к столу вместо привычного в здешних краях меда и легкого пива подали сладкие южные вина и сидр, сначала кажущийся безобидным и совсем мягким, а потом бьющий в голову и вяжущий руки и ноги. Мартин, похоже, обнаружил это слишком поздно.

Голос волшебный сладко поет,

Дни напролет в лес парня зовет.

Колечко-подарок он с пальца сорвал,

Бросил в траву и в чаще пропал.

После припева рыжеволосая заиграла на флейте, вплетая ее звуки в печальный плач скрипки. Мартин огляделся и заметил, как у многих гостей, особенно женщин, на глазах блестят слезы. Небо — даже мать сидит, пригорюнившись, а отец гладит ее по волосам и что-то шепчет на ухо.

Ему стало неловко. Чтобы отвлечься, Мартин пробежал глазами по столу. Рыба с побережья, сыр, рубленная овечья требуха с луком и овсянкой, сваренная в овечьем же желудке, мелкие птички, которых ловили силками здесь в округе. Дичь, ягоды и орехи — из владений Тойнов, наверное, там у них на самой восточной границе начинаются леса…

Дни и седьмины текут как вода,

Стала девчонка от горя седа…

— пела девушка. Некоторые за столами уже плакали в голос, даже сама леди Боннибель. Мартину стало ее жаль. Обычно всегда веселая пухлая болтушка, дочь сэра Уилмота просто рыдала в три ручья, мать пыталась успокоить ее, а жених растерянно хлопал глазами и похоже был бы совсем не против провалиться сквозь землю. Мартин нахмурился. Песня красивая, но кто же исполняет такие на свадьбе? Даже ему в одиннадцать лет это понятно, а вот взрослым, похоже…

Солнце восходит и небо горит,

К тебе я вернулся, он говорит.

Подарок я твой отыскал, посмотри,

Не властны теперь надо мной фаэйри.

А, ну раз так… Он покачал головой и улыбнулся, глядя, как сэр Уилмот, покачиваясь, поднялся из-за большого господского стола, сунул девушке в руки туго набитый кошелек и принялся обнимать скрипача. Лицо красное, по щекам бегут слезы. Если сейчас еще надумает посвятить менестреля в рыцари, как когда-то старый барон его отца… Мартин тихонько рассмеялся.