— Говоришь, вербовка? — процедил он и сорвался на крик: — А ты сколько наших завербовал?! Сколько?
— Я всего лишь выполнял свою работу, и не больше, — пытался оправдаться Калашвили.
— Работу? У нас она называется шпионажем.
— Это еще надо доказать.
— И докажем! — отрезал Коладзе.
— У вас, кроме слов, на меня ничего нет.
— Есть. Лет на пятнадцать хватит.
— Только не надо пугать — пуганый! Ничего не выйдет! — встал в позу Калашвили.
Коладзе не стал обострять ситуацию, сменил тактику разговора и предложил:
— Марлен, давай не будем друг друга накручивать, а спокойно как профессионалы оценим ситуацию.
Калашвили, поиграв желваками на скулах, тяжело опустился в кресло и немигающим взглядом уставился на Коладзе. Тот не отвел глаз и методично, словно вбивая гвозди, продолжил разговор:
— Марлен, эта ситуация, как ты понимаешь, возникла не на пустом месте. Мы ее основательно готовили и, не сомневайся, доведем до конца. Вопрос только в том, с какими для тебя последствиями. Можно пойти по варианту пьяного дебоша или изнасилования молоденькой девушки. Дальше перечислять, во что еще ты вляпаешься?
Яростный огонь, полыхавший в глазах Калашвили, погас, в них разлилась смертельная тоска. Наступил момент истины в операции Специальной службы внешней разведки Грузии. Коладзе, воспользовавшись растерянностью Калашвили, поспешил развить успех и предложил:
— Марлен, расслабься и не делай из этого трагедии. В наше время все продается и покупается, только у каждого своя цена.
— Ага, двадцать лет за решеткой, — потерянно произнес Калашвили.
— Ну, зачем так мрачно, Марлен. Все будет о'кей! Мы профессионалы, и нас голыми руками не взять, — заверил Коладзе и, пододвинув справку, потребовал: — Забирай и порадуй Марго с Кахой!
Рука Калашвили опустилась на стол, и подрагивающие пальцы коснулись бумаги. В глазах Коладзе вспыхнул радостный огонек — победа в острейшем психологическом поединке была близка. Он с нетерпением ждал, что скажет Калашвили. Тот молчал. В нем происходила острейшая борьба мотивов, и Коладзе решил не перегибать палку. Новые угрозы и давление могли загнать вербовочную ситуацию в тупик, и тогда прощай, будущий ценнейший источник информации. Поэтому он не стал форсировать события и предложил:
— Марлен, давай-ка отдохни, а завтра поговорим о нашей будущей работе. Встретимся в это же время в отеле «Старый Тбилиси» в номере 117.
Калашвили ничего не ответил. Сунув справку в карман, он побрел на выход. При его появлении в общем зале за одним из столиков произошло движение. Молоденькая парочка поднялась и двинулась вслед за ним.
После ухода Калашвили из ресторана для Коладзе, Джапаридзе и Чиковани потянулись часы томительного ожидания. Доклады агентов наружного наблюдения ясности в перспективу вербовки Калашвили не внесли.
Объект «Здоровяк» — Калашвили, как сообщали агенты наружки:
В 13.40 Джапаридзе и Чиковани наконец вздохнули с облегчением. Доклад агентов наружки не оставлял сомнений: Калашвили направляется к отелю «Старый Тбилиси». Там в отдельном номере уже больше часа томился в ожидании Коладзе. Звонок Чиковани поднял его на ноги. Проверив аппаратуру скрытой видеозаписи, Коладзе выставил из холодильника на стол закуску и бутылку с чачей. Скрип двери прервал его занятие. На пороге стоял Калашвили. Его вид говорил сам за себя. Румянец сошел со щек, а под глазами после бессонной ночи образовались мешки.
— О, Марлен! — воскликнул Коладзе и широким жестом пригласил к столу: — Проходи, пообедаем.
Калашвили, сделав вид, что не заметил протянутой ему руки, вошел в номер, тяжело опустился в кресло и немигающим взглядом уставился на Коладзе. Тот потянулся к бутылке и нарочито бодро предложил:
— Ну что, для разгончика выпьем самогончика?
— Нет! — отрезал Калашвили и потребовал: — Так чего вы от меня хотите?
— Хотим? Не хотим, а предлагаем.
— И что?
— Гляди! — Коладзе открыл металлический кейс, достал пухлый пакет и встряхнул.