Как обычно, разведчики вернулись, доложив, что не встретили никаких следов. После ужина Чистое Сердце сам расставил часовых, и все готовились насладиться несколькими часами отдыха, который после утомительного дня был не только приятен, но и необходим.
Между тем Транкиль, томимый тайным предчувствием, испытывал лихорадочное, беспричинное волнение, отнявшее у него сон. Напрасно закрывал он глаза с твердым намерением уснуть, глаза его открывались сами собой. Измученный бессонницей, для которой он не мог найти правдоподобной причины, охотник встал, решив бодрствовать и провести рекогносцировку местности.
Потянувшись за ружьем, он разбудил Чистое Сердце.
— Что такое? — спросил тот.
— Ничего, ничего, — ответил охотник, — спите.
— Почему же вы встаете?
— Потому что не могу спать, вот и все. Хочу воспользоваться бессонницей, чтобы осмотреть все вокруг.
Эти слова окончательно разбудили Чистое Сердце. Транкиль был не из тех людей, которые совершают какие-либо поступки без уважительных причин.
— Послушайте, мой друг, — сказал он, — здесь что-то кроется, не так ли?
— Я не знаю, — ответил охотник, — но мне грустно, я обеспокоен; словом, не могу объяснить, что я испытываю, но мне кажется, нам грозит опасность. Какая? — я не смог бы ответить. Я видел сегодня два стада фламинго, которые быстро летели против ветра; несколько ланей и антилоп испуганно промчались в том же направлении. Весь день я не слышал пения ни одной птицы. Все это неестественно и наводит страх.
— Страх? — спросил, улыбаясь, Чистое Сердце.
— Страх перед западней. Вот почему я хочу пройти дозором. Вероятнее всего, я ничего не найду, но все равно — по крайней мере, я буду уверен, что нам нечего опасаться.
Чистое Сердце встал, не сказав ни слова, завернулся в свой плащ и взял ружье.
— Идем, — сказал он.
— Как, идем? — спросил охотник.
— Да, я иду с вами.
— Какое безрассудство! То, что я хочу сделать, не более чем фантазия расстроенного воображения. Лучше останьтесь и отдохните.
— Нет, нет, — возразил Чистое Сердце, качая головой, — я чувствую то же, что и вы. Я тоже волнуюсь, неизвестно почему, и хочу успокоиться.
— Идемте. Быть может, это и к лучшему.
Оба вышли из лагеря.
Ночь была светла, свежа, воздух необыкновенно прозрачен, небо усеяно звездами. Луна как будто плыла в эфире, и свет ее, слившись со светом звезд, был настолько силен, что по яркости мог бы сравниться с дневным. Глубокая, невозмутимая тишина царила над пейзажем, который охотники с возвышенного места могли охватить взглядом во всех подробностях. По временам таинственное дуновение пробегало по верхушкам деревьев, которые пригибались с легким трепетом.
Транкиль и Чистое Сердце внимательно рассматривали равнину, простиравшуюся перед ними на громадное пространство.
Вдруг канадец схватил своего друга за руку и быстрым, резким движением толкнул его за ствол громадной лиственницы.
— Что такое? — спросил охотник с беспокойством.
— Смотрите, — коротко ответил его товарищ, указывая рукой на равнину.
— Ого! Что это значит? — прошептал молодой человек через минуту.
— Это значит, что я не ошибся, нам предстоит драться. К счастью, на этот раз мы будем так же хитры, как и они. Предупредите Джона Дэвиса, чтобы он со своими молодцами обошел апачей с тылу, в то время как мы встретимся лицом к лицу с неприятелем.
— Нельзя терять ни минуты! — прошептал Чистое Сердце и бросился к лагерю.
Два опытных охотника увидели то, что, несомненно, прошло бы незамеченным для людей, менее привычных к индейским обычаям.
Мы упоминали, что по временам легкий ветерок покачивал верхушки деревьев. Ветерок этот дул с юго-запада. Он же пробегал по верхушкам высокой травы, постоянно приближаясь к холму, на котором расположились команчи, но — странное явление — ветер этот был северо-восточным, то есть дул в направлении, прямо противоположном первому.
Вот и все, что заметили охотники, но этого было для них достаточно, чтобы разгадать хитрость неприятелей и помешать врагам.
Пять минут спустя шестьдесят команчей, возглавляемых Транкилем и Чистым Сердцем, проползли, как змеи, по склонам холма и незаметно спустились в долину. Достигнув ее, они замерли неподвижно, как статуи.
Остальные во главе с Джоном Дэвисом обошли холм.
Внезапно раздался страшный крик, команчи поднялись, словно легион демонов, и, нагнув головы, бросились на врагов.
Те, застигнутые в тот момент, когда рассчитывали захватить команчей врасплох, колебались с минуту, потом, устрашенные этой неожиданной атакой и охваченные паническим страхом, ударились в бегство, но в тот же миг перед ними вырос отряд американца.
Надо было сражаться или сдаться неумолимому врагу.
Апачи сомкнулись плечом к плечу, и началась резня. Она была ужасна и продолжалась до утра.
Люди, смертельно ненавидевшие друг друга, сражались без крика и умирали, не испуская вздоха.
По мере того как апачи падали, их товарищи сдвигались все ближе, тогда как команчи теснее стягивали круг, в котором были заперты их враги.
Восходящее солнце осветило поле ужасной битвы.
Сорок команчей пало.