Учиться Павел Заварухин начал ощупью, так же, как всё, за что теперь принимался. Он беспрестанно проверял себя. Его мучили опасения, что в нем заглохли и способность к восприятию нового, и память, и сообразительность. На ум приходило сравнение с давно не паханной землей, заросшей бурьяном.
Но первые же уроки успокоили его. Память, точно отдохнув за время долгого бездействия, цепко схватывала все, что ей предлагали. Он заметил, что разбирается в содержании каждого урока полнее и глубже, чем раньше, убедился, что долгое — как ему казалось, пропавшее — время болезни не прошло даром: внутренне он жил, пожалуй, содержательнее прежнего. Особенно радовала его собственная жадность к занятиям. Чем больше он работал, тем увереннее текли мысли, чаще приходили счастливые догадки.
Уже появились в его голосе спокойные покровительственные нотки, когда Маврин, неверно произнеся слово, удивлялся, как Павел, не видя текста, поправляет его, или когда Санька, про — мучившись над задачей, с сердцем говорил:
— Шут ее возьми, какая головоломная… Не осилил!
— Давай ее сюда! Сейчас осилим! — отвечал Павел.
Огромное удовольствие доставляло ему разложить перед собой деревянные знаки, ощупывая их, находить правильное решение и втолковывать его Саньке, который восклицал:
— Вот оно что! Ну-ну! Куда же теперь повернешь?
Проходя с Мавриным курс семилетки, Павел легко вспоминал все прочно усвоенное в школе. А когда приходили его собственные преподаватели, снова превращался из учителя в ученика.
Тетя Даша с подлинным благоговением относилась к занятиям сына, боясь лишний раз звякнуть ложкой или пройти мимо. Алеша теперь проводил в детском саду всю неделю, и она стала по вечерам дежурить на колхозном скотном дворе. Павел много времени бывал один, но это его не тяготило. И для рук и для головы была работа.
С Тоней он держался ровно и приветливо. Правда, часто разговор их прерывался долгим нескладным молчанием, но какой-то внешне спокойный, не задевавший ни его, ни Тоню характер отношений был найден. Павла и это радовало. Он часто говорил себе, что если бы не начал учиться и пребывал в прежнем состоянии, то, вероятно, поссорился бы с Тоней и совсем потерял бы ее. Нетерпеливо ожидая девушку в положенные дни, он представлял себе, как она входит в дом, раскрасневшаяся, озабоченная, как начинает рассказывать о шахте, сначала скупо, а потом все более увлекаясь. В Белый Лог она приходила прямо с работы, и ему было приятно накормить ее, причем Тоня сначала всегда отказывалась, а потом ела с охотой.
Как-то вечером он ждал Тоню и был удивлен, услыхав, что к дому подъехала машина, а вслед за этим в сенях протопали тяжелые мужские шаги, и несколько человек, как ему показалось, вошли в избу с какой-то поклажей.
— Кто да кто? — настороженно спросил Павел, вставая, и услыхал голос Петра Петровича:
— Учитель Горюнов, а с ним доктор Дубинский и ученик третьего класса Моргунов Степан.
Павел обрадовался Петру Петровичу, которого всегда любил, и смутился, услыхав о докторе.
— Проходите. Садитесь, пожалуйста…
— Рассиживаться, брат, некогда, — ответил Петр Петрович. — Доктор сюда к больному приехал, а мы со Степой — в детский сад. Малыши тут у вас «живой уголок» налаживают, ну вот и везем им кое-какую живность. А к тебе тоже не с пустыми руками. Принимай московские подарки!
Павел понял, о чем идет речь, и лицо его покрылось краской.
— Книги? — взволнованно спросил он.
— Точно так, — ответил доктор и скомандовал Степе: — Ну, живо, молодой человек! Развязывай багаж.
Весь стол завалили книгами.
— Эвона, какие большие! — хвастливо говорил Степа. — Куда наши учебники против них! Небось прочитаешь все, Паша, — самым ученым на прииске станешь.
Доктор коротко объяснил Павлу, как надо приступать к занятиям по системе Брайля, спросил о здоровье. Петр Петрович обещал на днях наведаться, и гости распрощались. А Заварухин никак не мог отойти от стола. Он перебирал и ощупывал книги, и лицо его горело радостным нетерпением. Таким и застала его Тоня, прихода которой он не заметил. Она долго с порога смотрела, как Павел то улыбался, то хмурился, то задумывался.
— Это что у тебя, Павлик? — спросила она наконец.
Павел вздрогнул и шагнул ей навстречу.
— Тоня, ты посмотри только! — сказал он с восхищением. — Это все доктор Дубинский привез… Сам был у меня!
Он любовно погладил раскрытую перед ним страницу.
«Изголодался по чтению», — подумала Тоня.
— Почитай мне, — попросила она. — До сих пор я тебе читала, теперь тебя послушаю.
Павел засмеялся:
— Что ты! Мне надо еще азбуку выучить.
— Как — азбуку? Разве здесь не наши буквы?
— Нет, нет, это значки особые. Каждая буква изображается точками в разных комбинациях. Всего шестьдесят три знака. Буквы, цифры, точки, запятые, даже ноты есть.
— Так тебе еще учиться читать надо? — Тоня почувствовала некоторое разочарование. — А я думала, там такие же буквы, как в алфавите, только нанесены на бумагу точками, чтобы можно было нащупать…
Но Павла, видимо, не пугала необходимость изучать азбуку.