— Ну, не всегда. Это там нужно, где давление породы сильное. Иногда ставят крепление с тройными подхватами, если порода сама по себе слабая, не связанная и давит сильно.
Зина надолго замолчала и, только когда они подошли к зумпфу, спросила:
— А лежак можешь объяснить?
Что такое лежак, Тоня не знала, и ее маленькая наставница, глядя все так же серьезно и прямо, рассказала, что если почва выработки мягкая и стойки в нее вдавливаются, то под них подкладывают обрубки бревен — лежаки.
Тоня напряженно смотрела, как ее учительница быстро крутила лоток, и старалась повторять все ее движения. Зина взмучивала в лотке воду с породой железным гребком. Центробежная сила воды быстро смывала и уносила верхний пустой песок.
— Сильно перегребать надо, — говорила маленькая девушка. — Мясниковатая порода — тяжелая. Пловучее золото легко смывается.
Когда песок ушел и на дне лотка остались серо-черные осколки, Зина зачерпнула в лоток немного воды:
— Видишь, порода доведена до серых шлихов.
Она начала встряхивать лоток кругообразными движениями.
— Что-то у меня так не получается, — пожаловалась Тоня.
— А ты от себя, от себя… Не так! Ну, муку когда-нибудь сеяла? Вот в этом роде надо, как бабы сито встряхивают.
Шлиха становилось все меньше и меньше. Вот заблестели первые золотинки. Тоня молча посмотрела на Зину.
— Ты что? Думаешь, всё? Нет еще. Тряси да тряси
Наконец тончайшие частицы черного магнитного железняка с золотыми блестками осели на кромке лотка.
— Как оно все у тебя к бортику прибилось…
— Так и должно быть у хорошего доводчика. Ну, смывай его теперь в совок и суши здесь. Углярку-то разжечь сначала надо… — Зина указала на небольшую жаровню.
Ссыпав высушенный шлих в бумажный пакетик, на котором стояла заранее сделанная надпись, из какого забоя и с какой глубины взята проба, девушки снова пошли в свой обход.
Работая и усердно приглядываясь ко всему, что ее окружало, Тоня не заметила, как прошло время до перерыва, и они с Зиной уселись обедать на крепежных бревнах. Лес для крепления подавался сверху в перерывы между подачами наверх породы. Круглые лиственничные стволы приносили с собой под землю запах тайги, и Тоня, с удовольствием вдыхая его, украдкой погладила ровную лесину.
— Домой в перерыв ходить не будешь? — спросила Зина.
— Нет, далеко… У нас и отец никогда не ходит.
Тоня быстро покончила с едой и стала приглядываться к соседям. Люди вокруг, казалось, и не помышляли о многометровой толще породы, нависающей над ними. Они ели, разговаривали, курили, а ей, как только перестали работать, снова стало жутко и хотелось съежиться, чтобы занимать как можно меньше места.
Неожиданно Тоня поймала насмешливый взгляд белокурого Савельева. Он, улыбаясь, глядел на нее и что-то тихо говорил своему соседу. Тоня моментально выпрямилась и, в свою очередь, сердито поглядела на ребят, но сейчас же обрадовалась. С пареньком разговаривал Мохов.
— Андрюша, ты? Поди-ка сюда!
Андрей подошел и присел рядом с Тоней.
— Ты разве здесь? Я и не знала.
— Здесь. Откатчиком пока работаю. А ты как? Боязно под землей?
— Сначала как-то неприятно было, а теперь ничего, — храбро сказала Тоня и быстро перевела разговор: — Гляди, Петра нашего отец.
— Он самый. Забойщик-стахановец Таштыпаев. Могучий мужик! — Андрей засмеялся. — Не говорил я ребятам… Ну, да ты теперь свой брат, можно сказать. И запаривал же он меня первое время!
— Ты с ним работаешь, что ли?
— Ну да. Теперь мы двое с Кенкой, — Андрей показал на своего товарища, — а сначала я один был. Старик породу швыряет на полок, а я — с полка на тачку. А тачки к транспортеру возил еще один мальчишка… Таштыпаев породу бросает, как машина, а я из кожи лезу, аж голова кружится. Пыхтел, пыхтел… Время, когда устанешь, медленно идет. Думал, уже смена кончилась, а оказывается, только перерыв. Пока отдыхал, замерз, спать захотел… Нелегко эта первая ночка далась, — я в ночную вышел… К рассвету вылез, шел домой и шатался. Весь день спал, а к вечеру опять пошел. Говорит он мало, Таштыпаев-то, и даже не похоже, что быстро работает. Вроде как и не торопится, а порода вынутая все растет и растет горой…
— А он видел, как ты уставал?
— Он хитрый. Видел и молчал. Только к концу недели сказал: «Сходи сегодня в баню, в воскресенье погуляй хорошенько и выспись. Больше так изнуряться не будешь».
— И что же, правда?
— Правда. Привык за неделю, наверно. Гораздо легче стало.
— А ты погулял, как он велел?
— Я в Шабраки уехал с вечера. В машине трясет, подкидывает, а я сплю. Приехал к сестре, в баню сходил и опять лег. А утром встал: трава зеленая, небо синее, цветы кругом, речка блестит. Словно все заново покрасили… Так красиво мне показалось, будто сроду не видал!..
И Тоне после первого дня работы в шахте, когда она поднялась на поверхность, все показалось необыкновенно ярким, звонким и красивым. Однако прелесть наземного мира не уменьшила интереса к миру подземному. Все в шахте было для нее значительным и интересным.
Глава девятая