Чистое золото

Эта умелая маленькая девушка заинтересовала Тоню. Зина редко говорила о себе, но скрытной не была и как-то рассказала, что у нее есть родители и куча маленьких братишек и сестренок. Все они живут в Шабраках. Отец и мать — в колхозе, а Зина, кончив шабраковскую семилетку, поселилась на прииске Таежном в общежитии.

Казалось, кроме шахты, ее ничто не интересовало. Она и не в рабочее время говорила только о пробах, промывках, количестве золота в породе.

От ее зоркого глаза не укрывалась ни одна мелочь в работе. Часто, оставив на минуту свои пробы, она подходила к парню, вздумавшему покурить не во-время, и, внимательно глядя на него, говорила негромко:

— Ты что сел? Давай подкладные листы-то. Завалите выката!

И обычно рабочий, не огрызаясь и не досадуя на нее, начинал настилать железные листы. По таким листам лучше катились тачки, увозившие породу. Обрушенные пески надо было убирать быстро — они мешали проходчику в забое.

Однажды на Зину прикрикнул коренастый крепильщик:

— Ну что ты над душой у меня стоишь!

— Место это ненадежное: передавленная порода — мягкая, сырая. Прочно крепить надо, — ответила задумчиво Зина.

— Вот как! Что же прикажешь делать? — насмешливо спросил крепильщик.

— Здесь забивная крепь нужна.

— Умница какая! Ты знай свои ендовки и лотки, а в чужое дело не суйся!

— Погоди, мастер придет — то же скажет.

И мастер действительно подтвердил слова Зины.

— Откуда ты все знаешь? — спрашивала ее Тоня.

— Привыкла: три года работаю.

Мало-помалу все связанное с золотом стало занимать много места в мыслях Тони. Она перечитала книги о золоте, какие нашлись в библиотеке. Исполняя обещание, данное Жене, Тоня навещала Михаила Максимовича, и теперь встречи с ним стали для нее особенно интересными. Каганов с удовольствием отвечал на все Тонины вопросы.

Сначала они всегда пили чай с вареньем, сваренным Женей, и говорили о ней. Женя писала, что конкурсные экзамены сдала хорошо, а чтение ее понравилось комиссии, состоявшей сплошь из заслуженных и народных артистов. Теперь она учится «с восторгом», по воскресеньям бывает в театре или в семье старого моряка, брата Зинаиды Андреевны, где живет Толя Соколов. Иногда они вместе ходят на большие прогулки по городу, и Анатолий рассказывает Жене, что решетки Летнего сада создал Егор Матвеевич Фельтен, Казанский собор и Горный институт — Андрей Воронихин, а Таврический дворец — Старов.

Обсудив со всех сторон последнее письмо Жени, собеседники замолкали, а затем Михаил Максимович с улыбкой спрашивал:

— Ну, что вам сегодня хочется узнать, Тоня?

Тоня с ее любовью к истории интересовалась прошлым золотой промышленности, и Михаил Максимович рассказывал, что в древней Армении, в Таджикистане и на Кавказе люди с незапамятных времен добывали золото. Они расстилали бараньи шкуры на дне высохших рек и отводили воду в эти старые русла. Вода несла песок, и золото оседало в густой шерсти. Отсюда и пошли легенды о золотом руне. И в Казахстане геологи находили отвалы переработанных руд, старинные инструменты, кайлы, лопаты. Их можно видеть в музеях. Там тоже издавна добывалось золото.

Михаил Максимович оживлялся. Он вставал из-за стола, начинал расхаживать по комнате, пощипывая недавно отпущенную бородку. Иногда он останавливался и прихлебывал остывший крепкий чай.

Тоня слушала рассказы об Урале, Лене и золотой енисейской тайге, о тяжком труде рабочих и бессовестном отношении к ним хозяев.

На большинстве приисков не хватало жилья. Рабочие сами строили себе землянки, балагашки, хибарки, жили там скученно, зимой — в дыму и в холоде, летом — задыхаясь от духоты и грязи. Многие болели, а болеть было нельзя: пропущенные дни хозяин не оплачивал.

Продукты и товары в приисковых лавках, или, как тогда говорили, амбарах, отпускались дорогие. Рабочий, забиравший товар в долг, попадал в безвыходную кабалу.

Редко где на приисках были школы. Молодое поколение росло неграмотным.

Единственным развлечением рабочих в дни праздников была бесшабашная пьянка, поножовщина, драки. Все это происходило на глазах у ребятишек…

— Бывало измученные нуждой, обнищавшие люди спивались, шли на преступления. Но посмотрите, с каким барским пренебрежением, с каким непониманием говорит о них старый бытописатель.

Каганов снимал с полки потрепанную книжку и находил нужное месте.

— Вот: «Таким образом, легко добывая себе не только насущный хлеб, но и предметы роскоши, рабочие с каждым годом все более и более отвыкали от трудов, приучались к беспечности и лености, а с ними являлись и все пороки». Понимаете, какая низость — говорить о роскоши, когда люди убивали себя на этой каторжной работе, мерзли, голодали! Недаром сложилась тогда пословица: «В тайгу попал — навек пропал».

Рассказывал Михаил Максимович и о месторождениях драгоценного металла: