Чистое золото

Она почувствовала, как соскучилась по товарищам и как ей приятно будет увидеть их.

Из-за поворота вылетели лыжники. Впереди, пригнувшись, бежал круглолицый Андрей Мохов. За ним с гиканьем спешил неуклюжий Коля Белов. Застенчивый ясноглазый Ваня Пасынков и коренастый Петя Таштыпаев старались не отстать от товарищей. Позади шел Илларион. Он тоже раскраснелся, но лицо его было, как всегда, серьезно.

Мохов замедлил ход, и ребята окружили подруг:

— Девушки, здравствуйте!

— Привет, Женя! Погодка-то какая!

— А мы от Заварухиных!

— Печку перекладывали под руководством Андрейки! Ну и умаялись!

— Правда? Как хорошо! Это Анатолий рассказал?

Илларион кивнул:

— Да. Говорил, что вы там были… Слушай, Кулагина, а новость знаешь? Ребята из общежития взялись-таки за ремонт!

— Значит, лета ждать не стали?

— Да нет, очень уж пристыдили мы их. Перешли в один барак, другой отделывают, потом за первый примутся. Я обещал, что мы поможем окончательный уют навести.

Ила говорил о двух длинных бараках, где помещались молодые рабочие, не имевшие семей на прииске. Общежитие славилось своей неустроенностью, и школьные комсомольцы собирались поговорить с молодыми горняками насчет ремонта. Об этом недавно Тоня напомнила секретарю комсомольского комитета. Илларион тогда снял очки и начал накручивать на палец клок волос:

— Не говори! Очень нехорошо! Давно нужно, да руки не доходят.

— Работа всегда будет, Ила. Нечего ждать, что она кончится.

— Что же ты предлагаешь?

— Я вот что думаю… Ты с ребятами побывай на собрании у горняков… Скажите там, что позор в такой грязи жить, что для хорошего производственника обязательна чистота в быту. Ну, словом, что тебя учить!

— Пожалуй. — задумчиво сказал Рогальский и, повеселев, надел очки.

Тоня вспомнила сейчас этот разговор и подумала, что Илларион умело руководит ребятами и хорошо работает сам.

По сравнению с прежним секретарем — горячим, напористым Заварухиным — Рогальский казался несколько холодноватым и надменным. Но товарищи и учителя знали его необычайную, доходящую до щепетильности верность слову и добросовестность в работе.

Однако Тоня прежде часто спорила с ним. Ее сердило, что Рогальский все делает хорошо, без ошибок, но чересчур методично, не загораясь.

— Уж очень правильный! — твердила она. — Не люблю таких! Первый ученик!

Но в результате споров всегда оказывалось, что Тоня взволнованно, а Илларион спокойно говорят об одном и том же. Это их постепенно сблизило, и отношения установились деловито — дружественные.

— Ну, я очень рада! — от души сказала Тоня. — А вы, значит, после трудов теперь отдыхать?

— Отдохнешь с Андрюшкой! Всех загонял! — недовольно сказал Петя, вытирая потное лицо. — Пошли, ребята!

— Послезавтра в школу! — напомнил Илларион и участливо покосился на Женю: — Придешь, Каганова?

— Конечно, — тихо ответила та.

Ребята умчались, поднимая снежную пыль. Подруги медленно зашагали к поселку.

— Еще кто-то бежит! — сказала Женя.

Мимо пробежал запоздавший лыжник. Он не остановился. Но Тоня, узнавшая Толю Соколова, бросилась догонять его:

— Подожди, Соколов! Постой!

Юноша остановился.

— Ты что же не здороваешься? — весело говорила Тоня. — А я тебя поблагодарить хочу… за тетю Дашу. Это ты устроил?

— Я, собственно, только рассказал Иллариону, а устроил он, — сдержанно ответил Соколов.

— Молодец! Я так рада!

Поглощенная заботами о подруге, Тоня не замечала, как давно не смеялась, не была весела, даже не разговаривала громко. Встреча с товарищами словно перенесла ее в привычный, шумный и деятельный мир. И теперь она с удовольствием слушала свой сильный голос, дышала морозным воздухом и смотрела на Толю.

Но Соколов, глядя на нее без улыбки, отчеканил:

— Чем других хвалить, надо было самой в таком деле участие принять. Я вижу, ты чужими руками жар загребать хочешь.

— Ты с ума сошел! — вспыхнула Тоня. — Я ведь с Женей все… Не хочется ее оставлять.

— Женя — не ребенок, без тебя обойдется, — жестко отрезал Толя и, повернувшись, заскользил прочь.

Тоня оторопело смотрела ему вслед.

— Ты что? Расстроилась, Тося? — спросила подошедшая Женя. — Что он тебе сказал?

— Так… чепуху… — ответила Тоня. — Идем домой, уже поздно.

Через день рано утром Тоня стукнула в Женино окошко. Она боялась, что дверь сейчас приоткроется и Женя, выглянув, скажет, что в школу не пойдет, что уроки нейдут ей на ум и она лучше останется дома.

Но когда Женя вышла, Тоне показалось, что бледное, кроткое лицо ее стало решительней и спокойней.

Ночью бушевала пурга и замела все тропинки, а утро выдалось на редкость тихое. На чистой голубоватой пелене снега шаги школьников оставляли глубокие следы. Отпечатки больших и маленьких ног шли с гор и с соседних котловин, отовсюду, где жили люди. И все они сходились у большого деревянного дома. Об этих следах говорили Тоня с Женей, о них подумал Толя Соколов. И Сабурова остановилась на минуту и показала Татьяне Борисовне избороздившие мягкий снег отпечатки: