Чистое золото

- А вдруг в шахте бы пришлось заночевать? - неожиданно спросил Кенка.

- Если в нижней, где электричество и всю ночь люди работают, - ничего.

- Нет, я про нашу говорю.

- Ну, в нашей страсть! - сказал Маврин. - Все мокрое, лечь некуда. И тьма… Я как опустился, аж свистнул.

- Свисти вот в шахте! - с нарочитой важностью укорила его Стеша. - Мой дедушка сейчас же сказал бы, что горный этого не любит.

- Кто? Кто? Горный надзор, что ли?

- Не надзор!.. Это старики рассказывают…

Стеша, дочь и внучка старателей, знала все прошлое прииска, все поверья и легенды тайги лучше, чем многие из старых рабочих. Видно, запомнились ей эти рассказы еще в детстве, когда все услышанное становится живым и ярким.

- Вы ничего этого не знаете, - пояснила она, - а люди раньше верили, что есть такой - горный.

- А кто же он? Стражник, что ли? - простодушно спрашивала Зина.

- Он не стражник, а чорт, - ответил Андрей, тоже что-то слыхавший про горного.

- Тьфу, чушь какая! Я думала, и взаправду.

- Хоть и не взаправду, а его боялись. Он будто не любил, когда в шахтах поют, свистят. Женщин тоже чтобы не было…

- Вот как вас горный понимал, - сказал Кенка и взял из рук Зины чашку с чаем. - Что вы, что свист - одна несерьезность.

- Ладно, помолчи!

- Говорили, что он рабочих не обижает, - рассказывала Стеша. - Перед несчастьем обернется мастером или там старшим, приходит в шахту и говорит: «Ребята, сегодня раньше можно пошабашить. Ступайте домой». Они удивятся и пойдут. Только поднимутся - в шахте обвал. Так он спасал их.

- А кто свистел, значит того заваливал?

- Ну да. Золото он некоторым подкидывал. Кого полюбит… Его уважали.

- Вот Сибирь наша… - задумчиво проговорил Мохов. - В других местах бога уважали, святых разных, а наши прадеды - горного.

- А эти места сроду безбожные! Священники в Сибирь ехать не хотели, церквей было мало, люди и не привыкли. Детей часто не крестили, покойников не отпевали…

- Верно! У меня мама некрещеная, - вспомнила Тоня.

- Я всегда говорил, что тетя Варвара передовая женщина! - заявил Мохов.

- Иной раз прииск откроется, - продолжала Стеша, - а попа нет, чтобы молебен отслужить. Работают так. Потом отыщет хозяин какого-нибудь попа, призовет его. А горняки говорят: как молебен отслужили, горный рассердился - и золото пропало. С попами-то меньше считались, чем с горным. Его уважительно даже называли «горный батюшка».

- А после девятьсот пятого года, - сказал Андрей, - эти сказки пропадать стали. Народ добился кое-чего забастовками, увидел, что на себя надеяться может, а не на горных…

- У нас вроде еще какой-то герой был, - сказал покончивший с лепешками Димка. - Забыл, как по фамилии. Еще будто бы в крепостное время… Убежал с рудника и разбойничал. У богатых деньги отнимал, бедным давал. Его поймают - он обратится в птицу или в зверя и уйдет.

- Я про него тоже от деда слышала, - подтвердила Стеша. - Посадят его в тюрьму, он пить попросит, нырнет в ковшик и пропадет. А еще в гвоздь ржавый обращался…

- Кто же это был? Не Ланцов? - спросил Санька.

- Не-ет! Ланцов позднее был. Он с каторги бежал. Про него песня есть. И сейчас иногда поют.

- Песню я знаю.

Санька затянул приятным тенорком:

Звонил звонок насчет поверки,

Ланцов задумал убежать…

- Эх, гитары нет! - пожалел он.

- Пой, пой! Мы подтянем.

Спели все песни, какие знали. После старых, грустных особенно приятно было петь советские, новые песни, которые все знали и любили.

Свет от печки прыгал по полу и стенам, красноватым живым отблеском освещал лица. Перед ним казались скучными огни фонарей, стоящих на столе.

- Спать, ребята! - поднялась наконец Тоня. - Десять часов.

- Ну, еще ночь долгая!

- Нет, давайте, правда, на боковую. Наломались ведь за день. Только по очереди надо дежурить, огонь не упускать.

- Я первый останусь, - сказал Савельев. - Еще спать не хочется.

Тоня легла на нары и укрылась курткой. Еловые ветки не кололи тело через толстую медвежью шкуру и слегка пружинили. Товарищи ее скоро затихли, а она все лежала с открытыми глазами и вдруг оцепенела от страха: за окном над занавеской ясно вырисовывалась чья-то борода. Тоня приподнялась с бьющимся сердцем. Кенка тоже поднял голову:

- Ты что?

- Кенка! Кто там, за окном?

- Где-е? - Савельев подошел к окну. - Это ветка кедровая, вся в снегу. Спи.

Тоне показалось, что она спала совсем недолго, когда громкие голоса разбудили ее. В комнате было темно, тускло горел один фонарь.

- Сколько времени, ребята? Я думала, утро.

- По часам - утро, а здесь тьма… Засыпало нас! - с раздражением ответил Санька.

Оба окна доверху были завалены снегом, только краешки стекол чуть светились.

Тоня ахнула:

- Значит, снег всю ночь шел!.. Я говорила, что нужно домой идти!

- Ты говорила! Что теперь толковать!

- И дверь, значит, завалена? Нам, ребята, отсюда не выйти, - спокойно сказала Зина.

- Ну, не выйти! Откапываться надо. Хорошо, что лопаты здесь.

Дверь, как это принято в Сибири, открывалась внутрь помещения. Когда ее распахнули, увидели ровную снежную стену, поднимавшуюся чуть не до притолоки.

Стена слегка осыпалась и комья снега валились на пол.