Чистое золото

- Теперь там уже все известно - доктор расскажет, - успокоительно заметил Василий Никитич. - Они хотели взрослых выручить, - задумчиво сказал он, - знают, что все заняты… А у них, как Степа объяснил, отметки уже выставлены за вторую четверть. Они и сочли, что ущерба не будет, если денек в школу не пойдут.

- Горе с ними! - вздохнула Тоня.

- Горе, горе, да… - согласился Круглов, думая о чем-то своем. - И радость большая, правда? - опять засмеялся он.

Тоня вспомнила, что на прииске говорили, будто у самого Василия Никитича детей нет. Жаль. Много хорошего мог бы принести ребенку такой отец.

- Теперь вот что, - уже серьезно сказал он, - надо ведь вас и ребят домой отправить, Кулагина Антонина. Я собирался в Таежный завтра или послезавтра. Перед концом года у меня правило - все прииски объезжать.

Он подумал, пересмотрел листки своего настольного календаря.

- Да, пожалуй, так будет лучше всего… Тоня, распорядитесь-ка, чтобы дали машину! - громко крикнул он. - Вы не пугайтесь, это секретаря моего тоже Тоней зовут.

- На ночь-то глядя, Василий Никитич! - укоризненно сказала вошедшая девушка.

- Ну, что делать. Не в первый раз ведь. Буфет открыт еще? Так вы нашу гостью покормите на дорогу, и двинемся.

Сидя в машине между Василием Никитичем и укутанными тулупом ребятами, Тоня перебирала в уме все события этого беспокойного дня. Как хорошо, что она решила пойти в обком! Каждый человек, пришедший туда с открытым сердцем, найдет добрый совет и помощь.

- Вашей Надежде Георгиевне хорошенько отдохнуть надо, - сказал Круглов. - Так Дубинский говорит. Нужно бы ей на годик школу оставить.

- Как оставить? Совсем уехать от нас?

- Может быть, и уехать, чтобы вернуться здоровой, окрепшей.

Тоня молчала, и Василий Никитич почуял в ее молчании затаенный вопрос.

- Ну что? - повернулся он к ней и чиркнул спичкой закуривая. Несмелый огонек на секунду осветил его крупный нос и живые глаза.

- Василий Никитич, - тревожно заговорила Тоня, - вы только правду мне скажите, я вас очень прошу… вы меня не обманывайте. Не потому ли вы говорите о ее отъезде, что кто - то в облоно недоволен работой нашей школы?

- Вы что меня так заклинаете правду говорить? - усмехнулся он. - Я правды не боюсь. Об этом деле в облоно я знаю. Неправы товарищи: у Надежды Георгиевны отношение к работе и к ученикам настоящее, советское. Словом, никаких неприятных последствий эта история не вызовет. Печально только, что еще попадаются у нас люди в футлярах.

Тоня выпрямилась и порывисто вздохнула.

- Вам, наверно, много приходилось с такими людьми бороться? Да? - спросила она горячим шопотом.

Круглов захохотал:

- Приходилось и приходится, это верно. И тебе, девушка, еще придется повоевать с ними.

Так неожиданно и просто прозвучало его «ты», что Тоня в темноте благодарно улыбнулась.

- Видишь ли, - продолжал он, - такие люди могут быть и очень знающими работниками, да боятся каждого самостоятельного шага. Очень уж исключений не любят. Это бюрократизм душевный или…

- Равнодушие, вот что! - с жаром отозвалась Тоня. - И все, что их равнодушие, их покой может нарушить, им не нравится. Они лучше глаза закроют, чтобы не видеть.

- Может быть, и так… - задумчиво сказал Василий Никитич. - Но они должны исчезнуть. Огромное большинство у нас - живые, настоящие люди… Вот эти, что ко мне приехали, - помолчав, добавил он, - наверно, не будут равнодушными.

- Нет, не будем! - послышался вдруг тоненький голосок.

- Они, оказывается, не спят! - удивилась Тоня. - А ты разве понял, Митхат, про что Василий Никитич говорил?

- Я все понял, - серьезно ответил Митхат.

- Ну, принимаю твое обещание! - сказал Круглов. - Давай руку.

К нему потянулись сразу две руки, и обе исчезли в его широкой ладони.

- А теперь наденьте варежки и послушайте, что про вас старшие скажут. Много они там у вас безобразничают, Тоня?

- Ой, много, Василий Никитич!

- Ладно уж тебе! - дернул ее за рукав Степа.

Он был очень смущен неожиданным появлением Тони в кабинете Круглова и, проснувшись, первое время не отвечал на ее вопросы и отворачивался. Но известие, что сейчас все поедут домой в легковой машине, вместе с самим Василием Никитичем, показалось ему волшебным подарком судьбы, и он твердо уверился, что никаких неприятных последствий их самовольное путешествие не вызовет.

- Ты помолчи! - строго сказал секретарь. - Ну-с, Тоня, докладывай.

Тоня подробно рассказала о «белом мальчике» и о прогулке Степы в бадейке подвесной дороги.

- Хороши ребята! - Голос у Василия Никитича стал суровым. - И сегодня, значит, опять переполоху наделали?

- Мы ведь хотели как лучше, - грустно отвечал Степа.

- Ты, брат, ведь, наверно, военным хочешь быть?

- Ага. Командиром.

- Так имей в виду, что если ты себя и дальше так будешь вести, я, старший партийный руководитель, все меры приму, чтобы тебя в Советскую Армию не взяли. Не надейся, что я позабуду твои проделки, пока ты вырастешь. У меня память железная.

Степа обиженно засопел.