Много лет спустя, диагностируя мои заболевания, врачи спросят, какие имел травмы? Только сердечные, отвечу я, но едва совместимые с жизнью.
Извините, уклонился.
…Читаю Губермана:
Пишу я вздор и ахинею,
херню и чушь ума отпетого,
но что поделаешь – имею
я удовольствие от этого.
Действительно, у кого что…
«…Я не помню сейчас, почему меня в одно прекрасное время потянуло вдруг к литературе, – писал Ю. Казаков. – Я страстно хотел увидеть свою фамилию напечатанной».
Юрий Николаевич Палагин, замечательный писатель из Сергиева Посада, подвижник, неутомимый и неравнодушный собиратель литературного наследия на земле Радонежья, в книге «Русские писатели и поэты ХХ века в Сергиевом Посаде» пишет, в частности, о Казакове:
«Имя его было у всех на устах, сборники его рассказов на прилавках книжных магазинов не залёживались, о нём писали в газетах и журналах (…) Общее мнение в литературных кругах было такое: Юрий Казаков – достойный преемник русских классиков: Л. Толстого, И. Тургенева, А.Чехова, И. Бунина, М. Пришвина (…)
Юрий Казаков горевал лишь о том, что слишком
Первое, что сделал Казаков на пути к писательству – он стал внимательнее читать рассказы, очерки, «стараясь понять,
…в Литературный институт «…пришел человеком… малограмотным», «литературу художественную зная на совершенно обывательском уровне».
Палагин приводит слова Казакова: «…Года два я только и делал, что читал. Читал по программе и без программы. И после долгих чтений и размышлений я пришёл к выводу, что лучше всех писали наши русские писатели. И я решил писать так же, как они (делов-то, решил и всё! – Ю.Х.) … я просто уловил нечто общее, присущее всем нашим лучшим писателям, и стал
Паустовский позже писал ему:
«Я не могу без слёз читать Ваши рассказы. И не по стариковской слезливости… а потому, что счастлив за наш народ, за нашу литературу, за то, что есть люди, способные сохранить то великое, что досталось нам от предков наших – от Пушкина до Бунина. Велик бог земли русской».
Читаем у Палагина: «Пришла пора зрелости, мудрости. Но пагубная страсть (…) разрушила его здоровье (…) расстроила писательские планы (…) Пахомов (его друг и врач – Ю.Х.) получил от Казакова в начале восьмидесятых годов ответ на своё письмо: «…Есть у меня сосед теперь, Веня Ерофеев, так вот он разработал рецепт гениального коктейля под названием «Сучий потрох» (…) После двух стаканов человек возносится в такие космические выси…»
…Совпадение времени, мест, обстоятельств... Жили рядом, ходили теми же дорожками… Говорят – мир тесен. Стало быть, не судьба. С одним разминулся в Абрамцеве, с другим – на Курском… Локтями коснувшись в толпе и не увидев друг друга: каждый погружен в состояние глубокого раздумья…
Повторю слова Паустовского: «Велик бог земли русской».
Велик. Но не всемогущ, да простится мне богохульство невольное. Милость к падшим оказалась квотированной.
Открыл для себя Хорхе Луиса Борхеса. Не согласился с Казаковым, что «лучше всех писали наши русские писатели».
Борхес, обладатель практически всех самых высоких наград за литературную деятельность, получил всемирную известность, когда ослеп. Вот бы запить, да? Самое время… «Мыслить, анализировать и придумывать – это нормальное дыхание разума. Возносить до небес чьё-то случайное открытие, подбирать старые чужие идеи, с упорством цитировать «кумиров» – значит признаваться в собственной слабости или невежестве. Всем людям должны быть по силам все мысли…»
Прочёл и устыдился. Сгоряча. Прочел еще – мне не стыдно признаться в невежестве. Да, я – неуч. И цитирую кумиров. Мудрый слепец их взял да закавычил…
Довлатов разложил все по полочкам:
«Внутренний мир – предпосылка. Литература – изъявление внутреннего мира. Жанр – способ изъявления, приём. Талант – потребность в изъявлении. Ремесло – дорога от внутреннего мира к приёму».
Примеряю: потребность в изъявлении – есть, предпосылки – есть, дорога – есть. А коли есть – топай. Работай. Оправдывайся мозолями на всех «рабочих местах»… Хватит болтаться неучем.
Вот бы учредить ЛикЛитБез! Деканом – Бунин. Замом – Паустовский. И преподавательский состав:
Лесков, Чехов и Куприн;
Платонов, Пильняк и Бабель;
Трифонов, Нагибин, Казаков и Домбровский;
Шукшин, Искандер, Довлатов и Ерофеев Венедикт;
Рубина, Ерофеев Виктор, Пелевин, Губерман.
Не забыть Борхеса, Маркеса, Кортасара. Франсуазу Сазан – для факультатива (из личной симпатии). И – маэстро по созданию «историй» (Story) – Роберта Макки.
Учредил.