Чистые руки

Тридцать лет Антельм был верным мужем, и он знает по поимке насекомых: привычка плетет петлю, в которую все равно попадешься. Лишь иногда, не превращая это в обычай, любовники встречались в заброшенной овчарне: внутри было довольно чисто, Роза приносила украденное у хозяев толстое одеяло и складывала его вчетверо, превращая тем самым в приличный матрас.

В первый раз в овчарне Антельм показывал Розе местную живность, пользуясь мудреными словами вроде «чешуекрылые» и «перепончатокрылые» в адрес любого существа с лапками или крылышками: ориентируясь на слух или на глаз, ученый преследовал насекомых до самых дальних щелей, где те уже не чувствовали себя в безопасности. Почти каждый раз Роза искала перевод сложных слов на провансальский диалект, и знания этой простушки в очередной раз поражали Антельма.

Она не боялась и не давила насекомых — даже пауков, которых просто поднимала, схватив за лапку, и убирала подальше. Подолгу наблюдая за своими подопечными, Антельм начинал чувствовать себя одним из них и радовался, увидев, что Роза, как и он сам, безропотно принимала свое место в царстве животных; ученый вспоминал о глупых коллегах, чьи исследования ограничивались приколачиванием к дощечкам трофеев, замерами крыльев и надкрыльев, — насколько мудрость Розы превосходила их!

В углу овчарни ласточки свили гнездо. «Птицы счастья», — сказала девушка. Шорох перьев, попискивание голодных малышей, снование крошечных тел в узком горлышке гнезда аккомпанировали разговору и ласкам любовников.

Поначалу Антельм осторожничал, опасаясь, что овчарня может оказаться местом встречи контрабандистов, промышлявших табаком и алкоголем, и других влюбленных. Роза его успокоила: снаружи ни следа, а заросшие, непротоптанные тропинки указывали на то, что хлевом вряд ли часто пользовались. На земле не отпечаталось ничего подозрительного. Наконец как-то раз Роза скромно поведала Антельму известную на всю округу историю: здесь повесился пастух, может, случилось какое-то другое преступление, а вообще — об этом все говорят, и стар и млад, — овчарня стала местом проведения шабашей, куда слетаются духи усопших. Сложно сказать наверняка, но здесь любовники ничем не рисковали.

Иногда в своих трудах Антельм сетовал на невозможность привить крестьянам немного научного образа мышления, внести в крепко-накрепко сказочное видение мира хоть толику человеческих знаний. Он лишний раз вздохнул, столкнувшись с очередным доказательством наивности местных, подивился независимым суждениям девушки, однако не упустил случая сыграть на ее крестьянской доверчивости:

— А ты не боишься, Роза?

— Раньше боялась, как и все остальные, но теперь с вами подобные опасения мне кажутся глупостью.

Никогда Антельма не переполняла настолько гордость от комплимента. Конечно, в адрес энтомолога раздавались похвалы и от англичанина: столько раз цитируемые, что мы не станем уделять им целый абзац. Но они тешили его тщеславие, а не гордость — вот что понял ученый. И кому он мог бы рассказать о комплиментах Розы?

Вдруг совсем близко раздался голос, чуть позже — еще один. Положение любовников не оставляло простора для предположений: Роза в распахнутой рубашке, с голыми ногами. И если кто-нибудь вошел бы в овчарню ровно в эту минуту, Антельм никак не смог бы скрыть свое вожделение.

Он узнал голоса: Слепень и другой мальчишка — о ужас, — сын Августины, любимой дочери-умницы.

— Не ходи туда! — закричал Слепень.

— А кто мне помешает? — дерзко поинтересовался второй парень.

— Тех, кто туда отправился, никто и никогда больше не видел, — ответил мальчик. Он явно импровизировал. — Как будто дом их отпил!

— Я тебе не верю.

— Ну хорошо, тогда иди. Но я предупреждаю: твой папа будет искать день и ночь, но больше никогда тебя не увидит, а твоя мама умрет от горя. Пойдем лучше со мной, я видел кое-что интересное в отцовьем пруду.

Услышав, что мальчишки удаляются, Антельм и Роза с облегчением вздохнули. Он попытался пошутить:

— «Как будто дом их отпил», «в отцовьем пруду»… Чему только этих чертенят в школе учат, что они так плохо владеют родным языком?

Роза не спешила веселиться: может, она не заметила речевых ошибок, а может, испугалась настолько, что у нее пропало всякое желание смеяться. Любовники отошли от стены, к которой прислонились в нелепой попытке раствориться в воздухе. Роза поправила юбку, прикрыла грудь — сердце все еще колотилось о хрупкие ребра — и зарыдала. На лице старика также не осталось и тени веселья.

— Иди первой, — сказал он. — Я последую за тобой через несколько минут. Не ходи через пруд Слепня.

Неужели шалопай был настолько благодарен Антельму за спасение от ярлыка идиота, что теперь бережет ученого, приняв на себя роль некоего ангела-хранителя в очках? Но тогда с каких пор мальчишка за ними следит? Что он знает? Может, он шпионит? Что вообще он видел?

Нужно избавиться от любых подозрений.

Так принимаются великие решения: поначалу они едва витают призраками идеи, но понемногу план проясняется, прикасается к разуму, а за ним — к телу.

Советчики