Чистый цвет

Той зимой, гуляя по соседству с домом, она видела красные, зеленые, синие, фиолетовые и желтые огоньки, рассеянные по верандам, рождественские гирлянды, протянутые между деревьями в палисадниках почти всех их соседей. Огоньки мерцали, как самые прекрасные звезды, просто отдавая свой кроткий свет, их шнуры извивались и путались, лампочки были из пластика – очевидно, – но мерцали они, словно души миллионов давно умерших людей. То, что людям вздумалось украсить дерево огоньками к Рождеству, навело ее на мысль, что нас еще не совсем покинула чувствительность к иному миру, что человеческие существа всё еще чувствуют что-то, и всё еще есть нечто, что стоит чтить. Через эти глупые украшения люди хотели возвыситься сами и увлечь за собой своих соседей, – и для нее той зимой, когда умер ее отец, это было чрезвычайно важно. Она гуляла по округе, и у нее в горле вставал комок от чувства благодарности за все эти крошечные светящиеся души, украсившие собой деревья и покосившиеся веранды. Люди знали! Они помнили! Эти огоньки напоминали нам об ином мире, о мире по ту сторону нашего мира, о духовном мире. Никто о нем не думал, но тем не менее о нем знали. Люди не утратили самого прекрасного: нашего очень маленького и робкого чувства тайного, величественного, божественного. Никто его не проговаривал, но все хранили его глубоко в сердце.

Эти огоньки, протянутые между деревьями повсюду, были тому доказательством. Мы так мало знали о том, кто мы и что мы здесь делаем, но этот маленький жест так много говорил о нашем незнании, нашей надежде, нашем чувстве причастности к чему-то общечеловеческому – этому нашему незнанию, такому величественному и головокружительно глубокому. Это было ее самым надежным утешением в те зимние месяцы, когда ее сердце было обнажено. Это было единственное, что ее согревало. «Они всегда казались мне дешевкой», – сказала одна женщина на вечеринке. «Да, конечно, – ответила Мира. – Мне тоже». Однако ей хотелось объяснить, что, в конце концов, она поняла их и сквозь их внешнюю дешевизну смогла увидеть глубинную красоту. Но как ей сказать, что она имела в виду? Что люди повсюду, на каждом дереве и на каждом крыльце развешивали яркие, сверкающие, разноцветные души, обнадеживая ее в том, что им известно, что вокруг нас везде, в воздухе и на деревьях, находятся разноцветные, сверкающие души умерших. Яркие мерцающие огоньки, светящиеся из темноты, – это все их предки, и теперь ее собственный отец, и все когда-либо жившие и умершие люди. Мы развешиваем символы их душ на своих домах, потому что знаем, что они жили и умерли, и находим утешение в том, что они мерцают здесь, рядом с нами навсегда.

* * *

Лишь однажды в жизни, лежа на кровати со своим умирающим отцом, она была именно там, где действительно находилась, и не воображала себя где-то еще, где бы ей больше хотелось быть. Мгновение, когда дух ее отца вошел в нее, она ощутила как единственный свой истинный опыт жизни, поскольку это было не что-то ею выдуманное или желанное.

И она знала, что если бы ей пришлось проживать одно мгновение целую вечность, то она выбрала бы именно этот момент, а все остальные могли исчезнуть.

3

Несколькими десятилетиями ранее одним прекрасным летним днем Мира сидела с отцом на старом топляке и грелась в лучах солнца. Что она надеялась найти, вернувшись на то же место? Она лишь хотела ощутить покой в сердце. Ей хотелось бы знать, вернет ли ее к жизни пребывание в том самом месте, но пока она там сидела, ни одно из их прежних теплых чувств не вернулось к ней, только горечь оттого, что не получилось ничего между ними исправить.

Она выбросила свое сердце. Она выбросила свой мозг, руки, волосы, стопы, она бросила всю себя в воду в надежде, что озеро ее поймает, спасет и вернет на берег обновленной. Но этого не произошло.

* * *

Она спустилась к кромке воды, сняла всю одежду и вошла в воду. Было холодно. Когда-то она боялась плавать в озере. В детстве им говорили, что вода грязная. Но потом, когда они подросли, взрослые сказали: нет, вода не грязная и никогда такой не была.

Должно быть, она перевоплотилась, пока солнечный свет падал на землю, словно золотой шар, или, может, приливы выбросили ее обратно на берег, под ветку дерева, где какая-то часть ее поднялась выше, выше, выше и попала в лист на дереве.

Однажды озеро затопит весь город из-за таяния полярных льдов, и весь город исчезнет под водой, и с ним все, кого она когда-то звала друзьями, и то дерево, и этот лист, всё-всё.

* * *

Ее затянуло в лист на дереве, что стояло у озера рядом еще с несколькими деревьями на краю песчаной отмели. Бревно у его подножия когда-то отломило бурей и выбросило на берег – очень старое, вымоченное в воде и наконец высохшее, оно долгие годы служило скамейкой множеству людей.