Чистый цвет

Вот на этом бревне она сидела с отцом, которого, наверное, любила больше всех. Они сидели и смотрели на озеро, наблюдали, как строят две жилых многоэтажки. Но когда они сидели здесь впервые, многоэтажек не было и в помине. Тогда, много лет назад, здесь не было ничего, кроме водорослей и жестяных банок, прибившихся к песчаному берегу.

* * *

Как только она оказалась в листе, она поняла, что совершила ошибку. Она хотела оказаться в месте получше, но ее дух застрял в листе. То, что он поместился в листе, заставило ее удивиться, каким маленьким оказался ее дух, тогда как в жизни она была совершенно уверена, что ее дух огромен.

Она застряла в листе, осознавая нутром, что что-то пошло не так. Там, внизу, прогуливались люди, и они не поднимали голов, чтобы посмотреть на лист. Даже если они и смотрели наверх, смогла бы она передать им послание? Она не могла общаться с другими листьями. В них тоже застряли чьи-то души? Как же одиноко ей было в листе – гораздо больше, чем когда она была человеком, где бы она ни находилась.

Вскоре она уже не могла вспомнить, какие проблемы занимали ее при жизни. Почему она была так печальна и переполнена чувством вины, что единственным решением было обернуться листом? Потом появилась досада от отсутствия ног, а значит, и возможности уйти из этой новой жизни, этого места во вселенной. Теперь она только и могла, что превращать солнечный свет в пищу, и даже это не особо радовало.

* * *

Чтобы оказаться там, где тебе хочется, нужно иметь сокровенное желание. У Миры тоже было сокровенное желание, но оно было настолько тайным, что она не знала, как облечь его в слова, она лишь знала, как оно ощущается. Сокровенное желание заключалось в листе. Всё, чего она желала, сводилось к листу, и она об этом даже не догадывалась.

Став листом, она, наконец, узнала свои настоящие размеры и достаточно быстро привыкла к ним так, как никогда не могла привыкнуть к своим размерам в жизни. В жизни она всегда хотела быть больше, но не знала как; это было проблемой. Она не могла приспособиться к своим настоящим размерам. Она даже не знала, какие они, ее настоящие размеры. Но там, в золотом солнечном свете, она, наконец, их узнала: это были размеры древесного листочка. Если бы ей сказали об этом, когда она была ребенком, она бы смогла к ним привыкнуть, и жить простой жизнью без особых устремлений, и быть счастливой вместо пустых надежд и учебы в университете. Однако любовь к отцу заставила ее думать, что она велика, огромна, как сама вселенная, и что другие люди должны об этом узнать. Что она сделала при всех своих амбициях, чтобы доказать, что его представления на ее счет были верны?

Вместо всего этого она могла бы довольствоваться тем, чтобы выбрать для любви одного человека и жить с ним без затей, кого-то тоже размером с листок, а не с берег. Может быть, в этом заключалась ее первоочередная ошибка: полагать, что она могла быть размером с берег, и позволять своему отцу надеяться на это, вместо того чтобы сказать ему: «Нет». Он был так восторжен, так поддерживал ее, будучи уверенным, что она и есть размером с берег или могла стать таковой. Он тратил на нее много энергии, и что это дало ему взамен? Она ушла в большой мир без него, думая, что сможет этого добиться, но всё, чего она добилась, – это странная дистанция с тем самым человеком, которого она любила. Если бы она знала, что на самом деле она размером с лист, она бы не утруждала себя такими притязаниями. Она бы изо всех сил старалась остаться маленькой.

* * *

Она не знала, что растения – благодарные преемники всякого сознания, не только человеческого, но и сознания улиток и белок, солнца и дождя, что именно эта отзывчивость делает их такими пышными и зелеными, цвета самого радушия. Каждое ли дерево усеяно сознаниями улиток и белок, людей и пчел? И что с ней станет, когда наступит осень? Вот тогда-то она умрет по-настоящему? Нет, наверное, тогда она отступит глубже в ствол дерева. Может, поэтому деревья такие величественные: какими бы отзывчивыми и принимающими ни были их листья, ствол еще более принимающий. Он принимает всех и каждого. Затем, весной, пробудившееся дерево позволит ей вновь выскользнуть наружу по веткам. Но что если дерево срубят? Может быть, она переселится в следующее дерево, потом в следующее, и так далее – пока не окажется в почве или что там еще может остаться; частицах далекого солнца.

А ее отец тоже в этом листе? То есть его дух – он тоже здесь с ней? Они с отцом находятся в листе вместе или она совсем одна? Проникнув в ее тело со смертью отца, его дух соединился с ней навеки или покинул ее тело вскоре после того, как вселился?

Может ли она обнаружить своего отца в этом листе? Да, может. «Отец, ты здесь? Если ты здесь, можешь мне ответить?»