Чистый цвет

Ее отец отвечает: да, он здесь. Но он не хочет говорить. Его покой глубже, чем ее. Покой не терпит никакой болтовни. Разве он не хочет вернуться к жизни? Она ему нравилась, он любил жизнь, она закончилась, всё в порядке. Он не хочет возвращаться к жизни. Больше нет ничего, ради чего он мог бы жить. Ему здесь нравится – в этой тишине. Его жизнь в теле человека была полна тревог, как и любая человеческая жизнь, – тревог тела и людей, которые как кость в горле. Кому это нужно? Ей нужно. Она считает, что ей по-прежнему нужно. «Отец, ты вернешься со мной?» Ее отец ласков, но он не хочет. Он желает ей добра, если это то, чего она хочет. Хочет ли она? Да. Она хочет возобновить человеческую жизнь. Она хочет начать всё сначала. Она хочет стать чьим-то ребенком.

Ее отец говорит, что так не бывает. Если только ребенок не родится под деревом. А что, если ребенка везут в коляске под деревом, пока он спит? Тогда она сможет перейти в ребенка? «Ах да, – отвечает отец, – я думаю, сможешь. Но не стоит этого делать».

Она знает, что не стоит.

«Не переходи в ребенка», – имеет в виду ее отец. Она знает, что он прав.

* * *

Чтобы быть мертвым, требуется определенная дисциплинированность. Дисциплинированности ей всегда не хватало. Ее отец, находясь в листе, демонстрирует исключительную дисциплинированность, а может, он просто не хочет возвращаться.

* * *

«Отец, тебе правда нужно, чтобы я была в этом листе с тобой?»

Он говорит, что не нужно.

«Тогда почему я здесь оказалась? Почему я это сделала?»

Он не отвечает. Он был мертв, когда она это сделала. Это не он заставил ее это сделать.

* * *

Поначалу ее отец хотел оставаться в молчании, просто, стойко и отдельно. Они находились в одном листе, вот и всё. Они обнаружили присутствие друг друга, но это открытие ни к чему не привело. Это было просто присутствие, скука и ощущение, что другой рядом. Оно признавалось, но о нем не говорили.

В жизни нужно было что-то сделать, чтобы заверить близость между двумя людьми. Но внутри листа не стоял вопрос предательства, так что и вопрос доверия тоже не возникал. Они просто были там, день за днем, вместе в листе.

Поскольку Мира была более беспокойной, она пыталась вести разговоры. Сначала он их не поддерживал. Он произносил какую-то одну фразу в своей неподвижности, и в его голосе не было никаких модуляций, никакой перемены тона. Это не был молодой голос ее отца, каким она его помнила, а что-то гораздо более похожее на шелест листьев.

* * *