Читаем Чистый цвет полностью

Дедушка фигур квадрат, круг, треугольник и апельсин – вот чего нужно ждать. И других подобных вещей? Да, других подобных вещей. Целое грандиозное хранилище энергии. Нагрузка на все твои ресурсы. И тот факт, что людей, какими ты их знаешь, во второй версии мироздания не будет. Почему же? Потому что с каждым разом не всё дается в неизменном виде. Человечеству неизменно дается каждый раз то же самое, что дается всей жизни на земле, и это то прекрасное, что любят. Оно останется здесь и во второй версии мироздания и будет в тех существах, что эволюционируют во что-то похожее на людей, если хоть что-то в них эволюционирует. Эволюция может пойти разными путями. Думаю, ты грустишь потому, что наше искусство не оценят шерстистые мамонты. Это ничего; я думала об этом, и теперь мне ясно, что искусство создано для нашей ситуации. Всё, что ни придет на смену, будет иной ситуацией, и наше искусство не будет в ней нужно. Так тебе от этого не грустно? Нет, не грустно, ведь все вещи полезны в свое время, в том числе искусство. Может, в гнездах у птиц на стенах висят прекрасные картины. Никто никогда не залезал на дерево, чтобы проверить. Нет, суть в том, что птицам в следующей ситуации, возможно, и не понадобятся картины. Но это правда, тут не о чем грустить. Печалясь из-за того, что не будет людей, ты думаешь об искусстве, которое никто не увидит, а не о людях, которые, возможно, не заслуживают быть здесь, потому что они такие смертоносные. В тебе есть любовь, но эта твоя часть – не человеческая, она есть в растениях и животных, в облаках и морях, во всем. Что заслуживает любви, так это жизнь, а не люди. А жизнь здесь будет всегда? Да, существуют циклы, и если земля заболевает, она вновь поправится через миллион или два миллиарда лет. Она сделает свое дело, ведь в полноте времени она сама себя исправляет. Так, люди эволюционировали, и во многих отношениях они эволюционировали в смертоносных существ, стремящихся мучить, и самовлюбленных. Так почему же не избавиться от людей, раз всё, что мы в них любим, есть повсюду на этой земле, раз это не исключительно человеческая черта – способность любить, идущая поперек всему остальному, что есть в нас? Удивительно, как эти вещи существуют бок о бок, но это так. А когда ты наблюдаешь, как это происходит в человеке, как теплится в нем любовь, человек может стать столь же достойным любви, как растение или кошка. Тогда можно полюбить человека, как ты любила меня. И как ты меня любил. Но в человеке так много того, что не полюбишь. Конечно, так уж люди эволюционировали, поэтому то, что людей не будет, не так уж плохо. Мы сами трагичны, когда думаем, что трагедия – это если исчезнет человек. Мы даже не можем принять то, что наши собственные отцы умрут! Но это не значит, что это трагедия в масштабах целого мира. За исключением всех страданий. За исключением всех страданий, но потом земля станет делать то, что она делает уже сейчас, – исцеляться. Мы часть этой болезни. Это значит, что все мы окажемся где-то еще, по крайней мере, та наша часть, что любит. Чистая любовь, существующая в людях и животных, останется здесь, когда человечество исчезнет, и эволюция снова заселит землю удвоенным числом птиц, или что там придет птицам на смену. Это ведь Бог будет творить следующую версию? Или эволюция? Я не знаю, для меня это одно и то же. Да, оттуда, где находишься ты, легко говорить: «Для меня это одно и то же». Но ведь есть те из нас, кто всё еще здесь, с живыми и умирающими. Уже недолго осталось! Уверен, в том, чтобы быть мертвым, есть своя красота, и в том, чтобы быть просто любовью, и в том, что останется лишь лучшее в тебе. Могу сказать, что быть мертвым очень расслабляет. На самом деле, самое приятное в этом всем – избавиться от того, что с нами сделала эволюция, превратив в выдающихся, но таких смертоносных существ. И избавиться от того, чего Бог ждет от нас – таких выдающихся, но таких критичных. Я очень жду, чтобы меня покинули мои критичность и смертоносность и чтобы от меня осталась только моя любящая часть. Почему люди так этого боятся? Им нравится их смертоносная часть! Они думают, что это их лучшая часть! Критика иногда оказывается связанной с убийством и победой. Посмотри на тех, кто побеждает: они же ходячие мертвецы. Часть, которая хочет одержать победу, формировалась эволюцией, а часть, желающая критиковать, – это наша важная функция, она от Бога. Они обе идут поперек любящей части, которая со временем всё уменьшается и уменьшается, по мере того как растут смертоносная и критикующая части. Этим двум частям сложно не вытеснять любящую часть. Значит, мне не стоит расстраиваться, если я не побеждаю? Нет, просто радуйся, что ты не ходячий мертвец. Про них когда-то показывали передачи, про людей, которые ходили по земле наполовину мертвые. Ведь такие существа правда есть! Такова жизнь: ты хочешь ощутить любящую часть, но часть, что стремится побеждать, цепляется за те части, что критикуют и убивают – не только других людей, но и тебя саму. Уверена, я могу держаться подальше от побеждающей и убивающей части. Но ты не сможешь держаться подальше от критикующей части, да и не должна. Ты относился ко мне с большой любовью, и я теперь помню только любящую часть тебя. Это правда, когда кто-то умирает, мы зачастую думаем только об их любящей части, но таким образом мы просто думаем о жизни, которая течет в растениях и деревьях; о любящей составляющей всего сущего. Эта наша часть – лучшее, что в нас есть, и поскольку она наименее индивидуальна, она порой проливается через нас своим прекрасным светом. Эту часть проще всего вспомнить, ведь она равна самой жизни, когда любимый тобой человек умер. Побеждающая часть равна смерти. Ты вспоминаешь только любящие части, то есть жизнь, чтобы вернуть меня к жизни. Когда ты вспоминаешь о критикующей и смертоносной частях, тебя уже не так печалит моя смерть. Ведь это была моя смерть при жизни. Нет ничего плохого в том, чтобы это помнить. Нет беды в том, чтобы припоминать те части моей жизни, которые были смертью. Но лучше и проще вспоминать те части, которые были жизнью, потому что, когда побеждающая и критикующая части умирают, любящая часть переходит во что-то иное, она где-то остается. Как красиво любовь освещает человека при жизни! Как любовь поистине озаряет нас! Да, и то, что озаряло людей прежде, теперь озаряет что-то еще. Когда ты вспоминаешь обо мне с любовью, через твои воспоминания сияет то, что озаряет всё на земле. Так почему бы тебе не сосредоточиться на воспоминаниях, которые делают тебя счастливой, на прекрасных воспоминаниях, которые вызывают к жизни свет, лившийся через меня, тот же самый свет, что льется через тебя? Мне грустно, что первая версия подходит к концу, но я не должна оплакивать всё сущее или искусство, которое больше некому будет понимать. Это ничего, его понимали, когда того требовала ситуация. И не забывай о птицах, которые заменят этих птиц, когда земля или Бог исправят черновик мира. И эти птицы будущего, возможно, будут похожи на наших птиц в настоящем, а может, и не будут, но они будут петь, и у них в гнездах на стенах будут висеть картины, какими бы большими или маленькими эти гнезда ни были; и кто сказал, что те картины не будут так же прекрасны, а может, еще прекраснее тех, что могут создать наши лучшие художники? И это будет волнующе новое, ситуативное искусство, рожденное ситуацией, в которой окажутся те птицы или птицеподобные существа. Мы всегда будем оказываться в какой-то ситуации. Да даже через миллион или полмиллиона лет – сложно разобраться в этих цифрах – по-прежнему будет складываться какая-то ситуация. Как бы мне хотелось вернуться и увидеть, каким будет искусство тех новых птиц! Но ты вернешься, ты всегда будешь здесь. Не надо думать, что после смерти ты отправляешься куда-то прочь от земли; нет, ты остаешься здесь вместе со всем остальным – остается та часть тебя, что любила, твоя самая важная часть. Часть тебя будет терпеливо оставаться здесь, пока земля меняет цвет, исчерпывает себя, вновь вдыхает новую жизнь и оживает. Часть тебя останется здесь всё это время, пока слизни творят свое слизняковое искусство, прекрасные крошечные спирали в грязи, и другие морские жители, и самые огромные звери, скользкие, с зелеными жабрами, сплошь покрытые чешуей, перьями и мехом. Даже водоплавающие существа будут двигаться по-своему, радикально новыми способами. И ты тоже всё это увидишь! Почему я застряла в искусстве прошлого? Потому что ты застряла в этой ситуации, думая, что она единственная. Будет вторая версия, и часть тебя, что любит, то есть лучшая часть тебя, самая вечная часть, будет в медведях, в ящерицах, в мамонтах и в птицах в той, следующей версии жизни. Тебе грустно, потому что искусство, которое есть любовь, исчезнет, но тебе только потому нужно искусство, что ты застряла в первой версии. Тебе грустно, потому что твоему отцу пришлось умереть, но в следующей версии тебе не будет грустно, потому что не будет отцов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее