Читая Фрейда. Изучение трудов Фрейда в хронологической перспективе

Вслед за тем Фрейд изучает понятие табу. Это полинезийское слово имеет двойное значение, так как заключает в себе, с одной стороны, идею священного, освященного и, с другой стороны, идею чего-то ужасного, опасного, запретного. Запреты, связанные с табу, не являются частью моральной или религиозной системы, это запреты сами по себе; первоначально табу появилось из страха перед демоническими силами, а потом само стало демоническим. Его источником является сила волшебства, которая связывается с людьми в исключительном положении – королями, священниками, женщинами во время менструального цикла, подростками и т. д. – или с особыми местами; каково бы оно ни было, табу внушает одновременно чувство уважения и ужаса. В психоанализе мы встречаем людей, которые налагают на себя табу, как дикари: это обсессивные невротики. Эти люди внутренне убеждены безжалостной совестью, что если они нарушат некие таинственные запреты, произойдет несчастье. Страх, связанный с запретом, не мешает нам наблюдать как у примитивных народов, так и у невротиков удовольствие-желание нарушения табу, и Фрейд подчеркивает, что желание нарушить запрет очень заразительно.

Фрейд старается установить соответствие между табу примитивных народов и табу обсессивных невротиков и находит его в амбивалентности чувств. У примитивных народов мы встречаем высокую степень амбивалентности в многочисленных предписаниях, которые сопровождают табу. Мы видим тому примеры в обращении с врагами, когда их умерщвление сопровождается предписаниями ритуала искупления, или в табу правителей, когда король, почитаемый своими подданными, в то же время заточен ими в принудительную церемониальную систему: признак амбивалентного отношения к внушающему зависть привилегированному лицу.

Постоянное присутствие в табу амбивалентных чувств навело Фрейда на мысль более пристально изучить роль некоторых фундаментальных психических механизмов. Например, он установил параллель между чувством преследования, которое испытывает примитивный человек по отношению к своему владыке, и параноидным бредом; и то, и другое основано, вероятно, на амбивалентности чувств любви и ненависти, которые ребенок испытывает по отношению к своему отцу, как он показал, рассматривая отцовский комплекс Шребера. Что касается табу, связанного с мертвыми, Фрейд указывает, что навязчивые самообвинения, которыми изводит себя оставшийся в живых, связаны с чувством вины в смерти любимого человека и потому также обнаруживают сильную амбивалентность: «Можно обнаружить похожую враждебность, скрытую за проявлениями нежной любви, почти во всех случаях сильной фиксации чувств на определенной личности: это классический случай, прототип амбивалентности человеческих эмоций» (р. 91 [267]). Но что в таком случае отличает обсессивного невротика от примитивного человека? Фрейд отвечает, что у невротика враждебность по отношению к усопшему бессознательна, так как является выражением удовлетворения от этой кончины, которое невозможно признать; у примитивных народов действует противоположный механизм – враждебность становится объектом проекции на мертвого: «Выжившие никогда не позволяют себе испытывать враждебность к дорогому усопшему; они думают, что это душа ушедшего испытывает подобное чувство, которое она и старается удовлетворить в период траура» (р. 92 [268]). Здесь Фрейд говорит о разделении, которое он видит при амбивалентных чувствах, предвосхищая свои последующие работы о расщеплении: «Здесь вновь предписания табу имеют, как и симптомы невротиков, двойное значение. С одной стороны, судя по тем ограничениям, которые эти предписания накладывают, они выражают страдание, которое принесла смерть любимого существа. С другой стороны, предписания табу оставляют прозрачным то, что они хотели бы скрыть, – враждебность по отношению к покойному, которой эти предписания теперь придают характер необходимой самозащиты» (р. 92 [268]).