Читающий по телам

— Мальчик-мальчик… Уверяю, я не сомневаюсь в твоих познаниях насчет костей, резаных ран и червяков. Что ж, действуй! По мне, ты мог бы хоть и книгу написать, и лекции читать по базарам! — Тут министр повысил голос. — Но со всей своей ученостью ты позабыл о важнейшем разряде убийц: кровавых, как никто другой, умных, обстоятельных. Ты не упомянул о змее! Она способна затаиться и ждать подходящего момента, гипнотизировать свою жертву, а потом стремительно, будто щелкнув кнутом, нанести смертельный укус. Я говорю о тех, что становятся убийцами, отравленные ядом мщения. Или, что то же самое, задыхаясь от такой ненависти, что она прожигает им все внутренности. И поверь мне, одну из таких змей зовут Лазурный Ирис.

— И как же она гипнотизирует? Своими мертвыми глазами? — не сдержался Цы.

— Нет слепца слепее того, кто не желает видеть! — Тяжелый кулак министра наказаний обрушился на стол. — Ты закоснел в своих навыках и утратил здравый смысл. Я уже говорил тебе: у этой женщины есть сообщники.

Цы, немного поколебавшись, решил не заговаривать о том, что видел тайную беседу Кана с послом: тут был риск испортить отношения с министром вконец. Он пошел на попятный:

— Ну, допустим. И кто же тогда ей помогает, когда надо кого-нибудь убить? Быть может, ее супруг?

Кан посмотрел на дверь, за которой дожидался инспектор:

— Выйдем-ка.

Цы собрал инструменты и проследовал за Каном, на ходу вновь проклиная свою несчастную судьбу. Чем дальше, тем меньше он доверял человеку, который шел перед ним. Юноша не понимал, почему Кан не рассказал ему про найденные кольца, и уж подавно — почему, когда Цы опознал торговца бронзой, Кан никак не прокомментировал это утверждение; а ведь, возможно, он был последним, кто разговаривал с убитым.

Выйдя в сад, Кан повел юношу к пруду, у которого они ночью пили чай. Кан мрачно оглянулся на своего помощника:

— Про ее мужа забудь. Я знаю его давно: он вполне здравомыслящий человек весьма преклонных лет, и единственное его безрассудство — женитьба на этой змеюке. — Кан помолчал. — Я склонен подозревать ее слугу — монгола с псиной мордой, она притащила его с Севера.

Цы озадаченно потер подбородок. В деле появился новый персонаж.

— Но если так, почему вы его не арестуете?

— Сколько раз тебе повторять? — Кан рубанул рукой воздух. — Я уверен, что есть и другие сообщники. Один человек не смог бы совершить все эти зверства… А сколько они еще скрывают…

Цы укусил себя за язык. Опять эта великая тайна, которую, кажется, знают все, но никто не может ему открыть. Если допустить, что предположения Кана верны, — почему не установить слежку за этим монголом? А если слежка уже ведется — то что за нелепая роль досталась в этом расследовании ему? Единственное объяснение, которое приходило юноше в голову, состояло в том, что все это — один большой заговор, сплетенный самим Каном. Однако даже и в этом случае кое-что не находило объяснения — например, аромат духов, исходивший от трупов. Цы не сомневался, что у Кана достало бы власти раздобыть партию «Нефритовой эссенции», дабы навести подозрение на Лазурный Ирис. Но почему эта женщина полагала себя вправе пользоваться духами, предназначенными исключительно для императорских наложниц?

Цы спросил о другом: что общего у женщины, занимающей столь высокое положение, с дворцовыми куртизанками? Этот вопрос удивил Кана.

— Да разве она тебе не сказала? Лазурный Ирис когда-то была нюйши. И фавориткой императора.

* * *

Так, значит, нюйши. Вот почему Лазурный Ирис могла выступать посредницей между знатными стариками и «цветочками». Ведь она, как настоящая жрица наслаждения, прекрасно знала все тонкости организации любовных свиданий.

— Император желает оказывать своим гостям достойный прием, и поэтому всегда, когда возможно, приглашает Лазурный Ирис, — недовольно пояснил Кан. — Эта женщина — чистый огонь, и даже сейчас, несмотря на возраст, может тебя испепелить.

А дальше Кан рассказал, что много лет назад, в правление предыдущего императора, слухи о слепой красавице перелетели из Линьаня через дворцовые стены. И государь не колебался: он повелел выплатить семье девочки компенсацию, а ее препроводить в гарем.

— Она была совсем еще ребенок, но я сам видел, как она очаровала императора. Отец Нин-цзуна и думать забыл об остальных своих наложницах, он наслаждался Лазурным Ирисом до самой старости. Когда же болезнь сковала члены государя, он назначил ее императорской нюйши. И хотя он был уже недужный старец, Лазурный Ирис заботилась о том, чтобы он, сколько мог, совокуплялся с наложницами и раз в месяц — с императрицей. Она проводила девушек к монаршему алькову, вручала им серебряное колечко, которое полагалось надеть на безымянный палец правой руки, раздевала их, опрыскивала «Нефритовой эссенцией», а потом на всякий случай всегда была рядом во время церемонии. — Кан рассказывал так, как будто и сам при этом присутствовал. — Несмотря на ее слепоту, все тогда говорили, что она наслаждается зрелищем.