Читатель на кушетке. Мании, причуды и слабости любителей читать книги

Моей первой игрушкой стала книга, а первой книгой – игрушка. С другой стороны, чей читательский путь не начинался с игрушки, похожей на книгу, сделанную из ткани или резины? Впрочем, и все последующие книги тоже в определенном смысле были игрушками. Ведь чтобы одеяло Линуса проявило свои волшебные свойства, нужно уметь с ним играть и в первую очередь верить в свои силы. Я же с тех пор, как произошел тот давний случай (я тогда испугался, что мама исчезла и больше никогда не вернется), испытывал определенные трудности. Между состояниями «близко» и «далеко», двумя фазами игры в «ку-ку», прошло слишком долгое время – несколько дней темноты и внутренней неопределенности. Поэтому я больше не мог позволить себе роскошь играть и не испытывать тревоги: зона иллюзии, которую открыл, исследовал и описал Винникотт, для меня осталась местом, наполненным опасностями и страхами. На картах такие участки отмечают предупреждающими надписями и пугающими изображениями львов и драконов. Или, может быть, я сам придумал эту историю, ведь у каждого читателя с неврозом есть на то свои причины, свои личные мифы или главы семейного романа. Кто знает, обстояло ли на самом деле все так, как я упорно рассказываю, или же я просто немного похныкал – и дело с концом.

Что до Джакки, этого незваного гостя, готового испортить всем пикник, я до сих пор считаю его своим личным деликатным напоминанием о конечности бытия. В XVII веке бытовало такое изречение: Et in Arcadia ego – «И в Аркадии я есть». На картинах этой эпохи среди нимф и пастухов появлялась Смерть и своим обличьем намекала, что даже среди самой прекрасной идиллии невозможно скрыться от ее черной тени. Я еще много раз встречался с Джаккой во время своих читательских прогулок: он, как правило, скрывался, принимая облик неприметного дельца или представителя какой-либо профессии. Он вечный Швейцар, Страж Дверей, который с ухмылкой подает герою пальто в «Любовной песни Дж. Альфреда Пруфрока» Томаса Стернза Элиота. Он гардеробщик, который протягивает Фрейду номерок с цифрой 62, а психоаналитик боялся оную, так как считал, что ему суждено умереть именно в этом возрасте. Он человек в коричневом плаще, которого Леопольд Блум впервые видит на кладбище, а затем тот непрерывно появляется неизвестно откуда на протяжении всего «Улисса»: «Мистер Блум стоял поодаль со шляпой в руках, считая обнаженные головы. Двенадцать, я тринадцатый. Нет. Чудик в макинтоше тринадцатый. Число смерти. И откуда он выскочил?»[14]

И хотя «Улисс» как книга сильно отличается от «Семейства Бис-Бис», всякий раз, когда на страницах появлялся человек в плаще, где-то внутри меня раздавался голос: «Где Джакка?» – «Да вот он!»

3 Спор о половой принадлежности книг

Пусть книги станут твоим гаремом, а ты – их пашой.

Бернар-Анри Госсерон, Букиниана

Когда неолитературенные варвары пойдут на штурм нашей крепости, охраняемой гарнизоном людей в очках и с запачканными чернилами пальцами, давайте сделаем так, что в решающий миг они застанут нас всех в одном месте за спором о том, какого же рода слово «книга». Скажите, ведь получится отличная картинка – самое то, чтобы оставить потомкам на память? Эпизод с учеными мужами из Константинополя, которые дискутировали о половой принадлежности ангелов, когда турки уже стояли у ворот города, настолько прекрасен с литературной точки зрения, что эту сцену стоит разыграть заново. К тому же наш с вами спор отнюдь не так умозрителен, как знаменитый византийский диспут, а куда меньше, чем кажется, и он может повлечь за собой вполне конкретные последствия.

Устав одной английской библиотеки, изданный в 1863 году, содержит весьма четкие указания, которые запрещают промискуитет и внебрачные связи: «Произведения, написанные мужчинами и женщинами, должны из нравственных соображений содержаться отдельно и располагаться на отдаленных друг от друга полках. Их совместное хранение недопустимо, кроме случаев, когда авторы состоят в браке». Весьма невинное правило. Я не уверен, правда, что хромосомы и половые клетки авторов определяют пол созданных ими произведений. Но все же книги – это мужчины или женщины? Можно ли сказать, что по природе своей они гермафродиты, или что они андрогинны по духу, или не определились? Или нам следует считать их бесполыми существами?