Читемо: Поэзия убийства

В свою очередь, Алекс улыбался всем встречным, кланялся, снимал воображаемую шляпу, разводил в стороны руки. Разве что не жонглировал и не доставал из воздуха кроликов. Демон то ли и вправду наслаждался и дурачился, то ли просто маскировался таким образом.

А вот Лику я разглядел не сразу. Она совершенно сливалась с фоном зданий, хотя вроде бы и не старалась. Городской хищник, тихий и незаметный.

Я раскрыл было рот, чтобы спросить, какую войну имел в виду Алекс, но тут заметил монахов. Черные сутаны плыли в сотне метров позади Лики.

Мне показалось, что это другие монахи. В смысле, вовсе не те, которые догнали нас на пустыре.

— Дем!

Он тоже оглянулся. Лика махнула нам лапой и ткнула большим пальцем назад, через плечо, указывая, что тоже видит преследователей. Потом слегка развела ладони в стороны, покачала головой, и махнула рукой вперед. Дескать, пока сделать ничего не могу, но и преследователи не могут, а потому надо идти дальше.

Красноречивая особа. Аж до дрожи в коленках.

Но, очень хорошая и добрая.

Мы свернули на дворовую территорию бизнес-центра, где близнецами тянулись к закопчённому небу стеклянные башни. Людей вокруг прибавилось. Быстро пройдя сквозь выхолощенное пространство искусственных дворов, мы очутились на Павелецкой площади, в движущейся и галдящей человеческой массе.

Разговаривать здесь было невозможно, хотя я разрывался от вопросов. Поэтому я старательно выглядывал черные сутаны монахов, Алекса и Лику. Они казались мне повсюду, но стоило вглядеться, как они исчезали.

Через пару минут мы вышли к дыре подземного перехода. Торопливо спустились по грязному пандусу, пересекли под землей площадь и поднялись на другую сторону. Я изо всех сил помогал Дему, налегая на колеса.

Перед входом на кольцевую линию метро Дем остановился, развернув коляску и оглядывая толпу. Словно из ниоткуда, как черти из коробочки, в нескольких шагах от нас возникли Алекс и Лика. Оба комично придерживали свои хвосты, явно чтобы их никто не отдавил в толпе. Образы демонов растаяли. Сейчас они походили скорее на добрых персонажей детских фильмов, случайно попавших на нашу планету. Даже глаза Алекса выглядели живыми.

Алекс помахал нам и показал вверх большой палец. Затем, указав на себя с Ликой, ткнул указательным пальцем вниз.

Я взглянул на Дема.

— Думаю, они присмотрят некоторое время за этим входом.

Мы помахали в ответ и нырнули в распахнутую пасть мира подземных поездов.

***

Московское метро — ад для колясника. Если ты один, сюда трудно попасть и невозможно выбраться. Впрочем, даже вдвоем сделать это не так-то просто.

Поэтому я боюсь и не люблю метро.

Однако преследующих нас монахов я почему-то боюсь еще больше.

Возникла запоздалая мысль позвонить папе. В суматохе и панике бегства я совсем об этом не подумал. Наверняка можно где-нибудь устроиться в уголке, позвонить ему и сказать, где мы. Он приедет, заберет нас и защитит от монахов.

Он ведь сам служитель церкви.

Интересно, что сделали с монахами Алекс и Лика, там, на пустыре? Просто отогнали и напугали?

Пока мы спускаемся по эскалатору, я изо всех сил держусь за поручни коляски, а Дем так же изо всех сил держит саму коляску. Люди вокруг посматривают на нас с опаской. Несмотря на то, что я маленький и легкий, в комплекте с коляской мы почти как взрослый человек. И очень неустойчивый.

Если эскалатор затормозит, Дем не сможет меня удержать, и я полечу вниз, давя окружающих.

Меня вновь начинает колотить от страха.

Наконец, спуск заканчивается. Пока Дем толкает меня по перрону, я торопливо вытаскиваю телефон. Однако, как назло, сотовая связь здесь не ловит.

Услышав голос Дема, но не расслышав слов, я оглянулся. И разглядел, как у поезда напротив стоят две черные фигуры, оглядывая зал. Пока еще они не смотрят в нашу сторону, но их взгляды скользят по пространству зала, словно они могут видеть сквозь стены и мраморные колонны. Вот-вот их головы повернутся к нам, выхватив из толпы, обличив и приковав к месту страхом, как загнанных кроликов.

С воем на наш путь тоже прибыл поезд. Не мешкая, Дем коляской растолкал пассажиров, пробиваясь к дверям и стараясь скрыться от взоров преследователей. Некоторые люди начали ругаться, но в основном уступали дорогу, не меняя на лицах пустого равнодушного выражения.

Словно мы и монахи здесь — единственные по-настоящему живые существа. А толпа вокруг нарисована серой массой, без деталей и душ.

Заметили нас монахи или нет? Я верчу головой во все стороны. Это старый вагон, и проходы между вагонами не сквозные. Сквозь окна я пытаюсь рассмотреть и пассажиров, и перрон, у которого мы все еще продолжаем стоять.

— Осторожно, двери закрываются.

Голос, дающий объявление, скрипуч и мертв, несмазан. Будто тоже нарисован.

Раздалось шипение, двери начали сходиться… и разошлись вновь. Замерев на пару секунд, их створки жадно сошлись обратно, и поезд помчался в завывающий голодный тоннель.

Вагоны оказались достаточно свободны, чтобы в соседнем я смог рассмотреть монахов. И чтобы они смогли рассмотреть нас.