И от развернувшейся перед нами картины мое сердце снова едва не вырвалось из груди.
Лишь в одном я оказался прав — кричать и плакать я действительно уже не мог.
Будто из слабого безногого ребенка я превратился в еще более слабого безногого старика, со ссохшимися глазами и атрофированными голосовыми связками.
Из тринадцатилетнего в столетнего.
Лифт был тесен и мал, как тесен лифт в старых домах. Тесен так, что в него едва входит коляска и сопровождающий.
Посередине, на куске провода висел труп полузверя, одетого в камуфляжную армейскую форму. Его лапы не доходили до пола, и он покачивался из стороны в сторону. Провод поскрипывал в такт. В такт по грязному полу туда-сюда елозил обвисший хвост, испачканный испражнениями повешенного.
— Я… Не пойду туда, — просипел я, не узнавая свой голос.
Словно и вправду превратился в старика.
Дем не ответил. Он шагнул к лифту, на миг заслонив от меня повешенного, и внимательно осмотрел крюк, к которому тот был подвешен. Потом посмотрел на меня.
Поглядел печально и устало.
— Вряд ли я смогу снять его отсюда. Он прикручен проволокой, и ее концы проходят сквозь крышу.
— Дем, я не могу…
Он подошел и присел на колени, напротив. Обхватив мою голову, он притянул ее к своей.
— Можешь, Рекс. Ты очень смелый, я знаю. Поверь, ты можешь.
— Я не смогу… — замотал головой я, всхлипывая, но не чувствуя вкуса слез.
Он отстранился. Печаль и усталость из его глаз исчезли. Они были добрыми, ласковыми и уверенными.
— Рекс, вокруг нас тысячи обитаемых миров. Не десятки и не сотни — тысячи. Там, за дверями, есть и твой мир. Мир, в котором ты будешь счастлив. Не тот, откуда ты пришел, и не тот, в котором ты сейчас. А тот, в котором действительно есть место для тебя. Мир, который ты сможешь наполнить. Но чтобы до него добраться, тебе нужно пройти еще не через одни двери, и не через одно испытание. Они кажутся трудными, сложными и невыполнимыми. Но когда ты доберешься до двери нужной, то все, что осталось позади, покажется тебе мимолетным видением.
Я даже смог улыбнуться.
— Обещаешь?
— Конечно, — улыбнулся он в ответ. — Сам?
Я понял, о чем он спросил, и, не ответив, толкнул колеса в сторону раскрытой двери.
Когда я въехал в лифт, мое плечо уперлось в бедро повешенного. Я развернул коляску, чувствуя, как его тело трется о мою спину, чувствуя сквозь куртку его мех.
Провод, на котором он висел, заскрипел сильнее.
Как только я развернулся, в лифт протиснулся Дем.
И сразу, не дожидаясь нажатия кнопки, дверь захлопнулась. Быстро и резко, с металлическим лязгом плиты, мурующей могилу.
Наверху заскрежетало. Но лифт не шелохнулся. Зажатый между нашими телами повешенный тоже.
Время и пространство замерли.
Что-то произошло, понял я.
— Дем? Дем?
Я почувствовал, как он медленно повернулся и посмотрел.
Но, не на меня.
Он смотрел на повешенного.
А тот засипел, раз, другой, протяжно и медленно, и сквозь сип я различил его смех.
Смех старого трупа, вечность болтающегося в тесной коробке лифта.
— Здравствуй, Ангел, — наконец, просипел труп.
***
— Здравствуй, Ангел, — просипел труп.
— Кто ты? — спросил Демьен.
— Посланник, — ухмыльнулся труп.
Я услышал, как в его животе забурлили газы.
— Чей?
— Сам знаешь, чей.
— Ты лжешь. Он тебя не посылал.
Труп захихикал.
— Молодец. Догадливый.
— Тогда говори. У нас нет времени.
— Время… Ты прав, ангел. Здесь нет времени. Оно здесь не существует. Я его… отменил.
Он снова захихикал.
— И ты снова лжешь. Ты не в силах отменить время.
— Ага, — не стал отпираться труп. — Не в силах. Зато я в силах держать дверь лифта закрытой. И сам лифт, если я не захочу, тоже никуда не поедет.
Демьен помедлил с ответом. И я понял, что в этот раз труп не солгал.
— Чего ты хочешь? — наконец, спросил Демьен.
Его голос прозвучал тихо и спокойно, словно мы не находились в ловушке с мертвым.
— Мальчика, — ответил труп.
— А если я оторву тебе руки, ноги, вырву глаза и язык. Как ты смотришь, чтобы следующую вечность проездить в своей коробке именно в таком виде?
Спокойствие Демьена исчезло. Его голос излучал ненависть, которой я еще ни разу ни от кого не слышал.
— Гляди-ка ты, — заухмылялся труп. — Проняло тебя. А еще ангел.
Я не мог видеть из-за тесноты лифта, но почувствовал, как Демьен поднял руку и ухватился за труп.
— Погоди, погоди, — труп тут же сменил тон. — Мальчик должен прочитать книжку. Это условие.
— Условие чего?
— Поездки, — мне показалось, что труп даже пожал плечами.
— Чье это условие?
— Мое.
— Для чего ему читать ее?
— Откуда я знаю? Так предрешено. Не мною предрешено. Я лишь посланник. А мальчик хороший. Нежный. Вкусный.
— А плата?
— Какая плата?
— Что ты потребуешь взамен прочтения книги?
Труп замолчал.
— Говори! Иначе твоя послесмертная жизнь станет вечной агонией!
— Да ты же ангел. И ты грозишь мне агонией?
— Конечно, — вдруг улыбнулся Дем.
Из его голоса исчезла вся ненависть. Он говорил тихо и смиренно.
— Конечно. Я ангел. Только падший. Раз уж ты напомнил мне об этом, позволь мне сказать несколько слов на авесте. Красивый язык, певучий. Ставший мертвым еще тогда, когда ты был жив.
— Нет! — в сипении трупа прорезался страх. — Не говори!