Читтавивека: Учения безмолвного ума

Но в буддийском понимании осознанность — сати — всегда объединена с мудростью — пання. Сати-сампаджання и сати-пання: в Таиланде используют эти два термина вместе. они значат «осознанность-ясное понимание» и «осознанность-мудрость». Так что у меня может появиться помысел о том, чтобы ограбить банк — «Мне нужно немного денег, так что пойду-ка я грабить Вестминстерский Государственный банк» — но сати-пання говорит: «Нет, не поступай согласно этому помыслу!» Пання распознает плохой результат, который я создам, послушавшись помысла, каммический результат; она дает понимание, что такая вещь неправильна, что ее не стоит делать.

Таким образом, присутствует полное понимание этого импульса, знание, что это всего лишь импульс, не имеющий собственной сущности; так что даже если во мне может быть желание ограбить банк, я не стану создавать себе невротические проблемы и беспокоиться о таких преступных наклонностях. Человек распознает, что это просто возникший в уме импульс и что он воздерживается от действия в согласии с ним. И тогда у него появляется критерий добродетели — сила — представляющий собой условное установление для того, чтобы жить в человеческом теле, в этом обществе, вместе с другими существами, в этом материальном мире — определенный стандарт, или направляющая как для деяния, так и для недеяния.

Пять обетов заключаются в том, чтобы не убивать; не воровать; воздерживаться от неправильного сексуального поведения; не лгать и не увлекаться лживыми речами; и не принимать напитков или наркотиков, изменяющих сознание. Вот направлящие для практики силы.

В буддийском понимании сила — это не какой-то застывший, несгибаемый стандарт, в соответствии с которым вы осуждаетесь на адские мучения, если как бы то ни было что бы то ни было измените — так обстоит дело в рамках той застывшей, жесткой нравственности, которая ассоциируется у нас с викторианской эпохой. Все мы боимся запуганного пуританского морализаторства, бытовавшего тогда, так что когда вы сейчас употребляете слово «нравственность», люди порой вздрагивают и думают: «Уфф, эта викторианская зажатость! он, наверное, один из тех ужасных морализаторов, что боятся жизни. Нам нужно вырваться на свободу и испытать жизнь. Мы не хотим нравственности — мы хотим опыта!»

И вот вы видите, как люди «вырываются на свободу» и вытворяют всякие штуки, думая, что опыт сам по себе — это все, что нужно. Но бывает и такой опыт, которого лучше бы вовсе не иметь — особенно если он входит в противоречие с обычным истолкованием Пяти обетов.

Например, вы можете сказать: «Я в самом деле хочу испытать убийство, ибо мое познание жизни будет неполным, пока я кого-нибудь не убью. Моя свобода спонтанно действовать будет ограничена, пока я не получу реальный опыт убийства».

Некоторые могут в это верить. ну, быть может, не относительно убийства — это на самом деле все же нелегко — но относительно других вещей. они делают все, чего желают и у них нет никакого критерия, когда нужно сказать «нет».

«Никогда ничему не говорите “нет”» — так они говорят. «Просто скажите “да” — идите, творите это, осознавайте это, учитесь из этого. Испытайте все!»

Если вы будете так поступать, вы обнаружите, что стали изношенной развалиной, что вы жалки, разбросаны и сломлены — даже в очень юном возрасте. Стоит лишь взглянуть на некоторые драматические случаи, которые мне приходилось видеть — как молодые люди «вырываются на свободу», «испытывают все», — а потом говоришь им: «Тебе сколько лет? Сорок?» — а они отвечают: «Да нет, мне двадцать один.»

Хорошо звучит, не правда ли? «Делай все, что ни пожелаешь» — вот что мы хотели бы услышать. Я хотел бы. Было бы замечательно делать все, что ни пожелаешь, так, чтобы никогда не надо было говорить «нет». Но тогда через несколько лет вы начнете задумываться о том, что желаниям нет конца. Спустя немного времени вам хочется чего-то большего, чем теперь, и этому нет конца. Вы можете быть удовлетворены на время, например, когда насытитесь до объедения и будете не в силах сделать больше ни глотка; тогда, взглянув на самые изысканные деликатесы, вы скажете: «Фу, какая гадость!» Но это — всего лишь мгновенная перемена и не пройдет много времени, как эти блюда опять покажутся вам заслуживающими внимания.

Тайский буддизм — это очень терпимая религия; в Таиланде никогда не было морализаторского отношения к жизни. Вот почему люди иногда огорчаются, приехав в Бангкок и наслушавшись ужасных историй про детскую проституцию, коррупцию и так далее. Сегодняшний Бангкок — это мировая столица порока. Вы говорите «Бангкок» — и у окружающих либо загораются глаза, либо они страшно расстраиваются и говорят: «Как может буддийская страна позволить такие ужасы?»