История, как известно, не знает сослагательного наклонения, но мы беремся утверждать, что Микалоюс Константинас Чюрлёнис не был бы «готов» к успеху, если бы тот столько неожиданно обрушился бы на его голову. Он ведь даже в первых проявлениях признания видел отрицательные стороны…
Чюрлёниса часто называют гением, гениальным художником, реже – гениальным композитором. А кто-то ограничивается эпитетом: талантливый. Талантлив – и как художник, и как композитор. Чем талантливый художник (в широком смысле слова) отличается от гениального? Точнее других разницу объяснил немецкий философ Артур Шопенгауэр: «Талант похож на стрелка, попадающего в цель, недостижимую для других, а гений – на стрелка, попадающего в цель, попросту невидимую для других». Исходя из этого определения, можно однозначно утверждать: Микалоюс Константинас Чюрлёнис – гений.
«Его не понимают и не хотят понять»
Увековечение памяти Микалоюса Константинаса Чюрлёниса началось вскоре после его кончины.
В 1911 году вышел журнал «Аполлон» со статьей Сергея Маковского.
Интересно, что Маковский говорил о творчестве Чюрлёниса как о глубоко национальном; что подчеркивает, насколько верно понимала петербургская интеллигенция его роль в литовской культуре, в ее развитии в будущем:
«Искусство Чурляниса без сомнения национально. Он не только сын века, но и певец своего народа. И, может быть, поэтому так ощутима “легенда” в его картинах, и лиризм уживается в них с каким-то оттенком эпичности. Он был одним из культурных зачинателей Молодой Литвы, и это особенно дорого нам: национальная почва всегда будет охраняющей силой искусства; художник, умеющий прислушиваться к векам народной жизни, каким бы ни было лично его мироощущение и как бы плохо ни был понят он современниками, не уйдет бесследно. Пусть не допета песнь Чурляниса: другие ее продолжат. Его безвременно угасшее творчество да откроет путь молодым, дерзающим и верующим в пробуждение родной культуры певцам Литвы!»
Мартовский номер журнала 1914 года полностью посвящён Чюрлёнису (статьи Вяч. Иванова, Валерьяна Чудовского) и опять же проиллюстрирован его работами.
15 апреля 1912 года в Малом зале Петербургской консерватории прошло «Музыкально-художественное утро», посвященное годовщине со дня кончины Чюрлёниса. В программе, которая растянулась с 12 до 18 часов, впервые были исполнены его симфоническая поэма «В лесу», кантаты «De profundis», фортепианные и хоровые произведения. В фойе слушатели превращались в зрителей – им была предоставлена уникальная возможность познакомиться с более чем сотней картин Чюрлёниса. С докладами о его творчестве выступили Сергей Маковский, Вячеслав Иванов, другие именитые искусствоведы и художники. Почетными гостями были приехавшие из Литвы сестры Константинаса Валерия и Ядвига, братья Стасис и Йонас, вдова – София Чюрлёнене-Кимантайте.
Выступая в консерватории, Вячеслав Иванов сказал:
– В толпе все понимают друг друга. И каждый говорит лишь то, чего хотят другие. Но время от времени раздается одинокий голос, говорящий слова необычные и странные. Его не понимают и не хотят понять. И о чем бы ни говорил он, хотя бы о солнце, хотя бы о Боге, к чему бы ни звал он, хотя бы к свету, к счастью, к вере – судьба говорящего там всегда трагедийна. Иногда называют его безумцем и тогда встречают его смехом, тем смехом толпы, в котором гибнет дух. Или называют его пророком и тогда побивают камнями…
На следующий день все близкие родственники Чюрлёниса были приглашены на обед к Добужинским.
В знаменитой «башне» Вячеслава Иванова София встретилась и общалась с друзьями своего покойного супруга.
Буквально абзац о «башне» Иванова. Она находилась в доходном доме купца 1-й гильдии известного мецената Ивана Дернова по адресу: Таврическая улица, 25[114]
. Литературно-философские собрания, проходившие по средам, как тогда говорили, на «башне» – в круглой угловой выступающей комнате на верхнем, шестом, этаже в квартире поэта Вячеслава Иванова и его жены, писательницы Лидии Зиновьевой-Аннибал («Ивановские среды»), имели важное значение в развитии культуры Петербурга, да и России в целом. В собраниях участвовала петербургская элита (литераторы, художники-«мирискусники», музыкальные и театральные деятели, философы и т. д. и т. п.); устраивались диспуты, читались доклады, разбирались произведения литературы. Попадание на «башню» Иванова считалось получением «диплома на принадлежность к верхушкам интеллигенции».После смерти Чюрлёниса Литовское художественное общество акцентировало свою деятельность на сохранении его работ. С этой целью при нем создали «Группу Чюрлёниса», в ее программе было сказано:
«Чюрлёнис нужен особенно сконцентрированным, поскольку его произведения – непрерывная цепь, философски-музыкальная система, сочлененная вместе с настроением, обыгранная сотнями повторяющихся впечатлений-символов».