смышленые, послушные. Комсомольцы...Дома я сказала:Непорядок! Собрали молодежь в одном месте. Надо отделение Зияева расформировать по всем взводам – пусть молодежь тормошит своих земляков.Правильно, умница! – поддержал меня командир полка.Жалко разлучать, – улыбнулся комиссар, – они все из одного района. Добровольцы.Александр Васильевич, вы бы чайхану для своих узбеков на передке устроили, что ли, – сказала я, – за полдня отоспятся, а потом? Ведь скучают люди, а собраться вместе негде. Самовар раздобыть можно и чаю хоть фруктового тоже. Вот только сахару...Настоящий узбэк чай пьет без сахару. Я уже думал о чайхане. Но сейчас не стоит затевать, скоро двинемся вперед, а вот как опять встанем в оборону, тогда организуем и тебя чайханщицей назначим.Опять встанем? Мало мы стояли!А ты думала, так и пойдем до самого Берлина? Чувствуешь, что на юге делается? Гитлер в этом году думает нас задушить. К Волге рвется. Так-то, Чижик-политрук. – Комиссар вздохнул. – Тяжелое это будет лето.Как-то я дольше обычного задержалась в третьей роте: учила молодых узбеков русскому языку, а они меня узбекскому. Не знаю, легко ли давалась учеба моим подопечным, но я определенно делала успехи. Сколько же узбекских слов я знаю: яман, якши, акбар, чирок, бар, синглим, уртак, аскер... И еще выучу. Вот будет фокус, если в один прекрасный день заговорю с Александром Васильевичем на его родном языке!Я быстро шла по узенькой тропинке, по сторонам которой во множестве поблескивали озерца грязноватой воды, не просохшие после вчерашнего дождя. Настроение мне испортил старший лейтенант Устименов. Мы столкнулись нос к носу, и он не уступил дорогу. Это единственный человек в полку, который мне неприятен. Антипатия обоюдная – Устименов тоже меня не любит, никогда не здоровается – проходит, как мимо пустого места. Он красив, этот минометчик. Ростом и подбористой фигурой под стать Федоренко, но у него белое, слишком холеное для мужчины лицо, и красные губы всё время кривятся, как две жадные пиявки. Он знаток своего дела и требовательный командир, но в полку Устименова недолюбливают, в особенности Димка Яковлев. Устименов пытался оклеветать товарища, погибшего в честном бою. Было это давно, еще в самом начале войны. Многие забыли неприятную историю, но Димка не забыл и никогда не забудет. Такой уж это непримиримый парень – ученик комиссара Юртаева. И Мишка Чурсин – юртаевской школы. Собирается Устименову “начистить клюв” за грязные разговоры о женщинах. Я заметила, что и комиссар Юртаев не питает симпатии к командиру полковых минометов. Как-то после совещания Антон Петрович проводил Устименова восхищенным взглядом: “Нет, каков орел!”Александр Васильевич многозначительно усмехнулся: “Орел-то орел, да только не дальнего полета...” И вот мы стоим друг против друга, как два упрямых барана. Минометчик кривит толстые губы в презрительной усмешке, но я чувствую, как мое лицо перекосила не менее ядовитая гримаса. Я всегда готова уступить старшему по званию и возрасту, но только не такому! Ты невежа, и в грязь полезешь ты! И дело тут не только в начищенных сапогах – черт с ними, с сапогами! В моем лице ты не уважаешь женщину, а раз так – по-твоему не будет!Не знаю, сколько бы мы так еще стояли, если бы не комбат Пономарев. Он возвращался из штаба полка на оборону и нарушил наш молчаливый поединок. Победа осталась за мной: в грязь ступил Устименов. В овраге на меня налетел Петька Ластовой:Где ты шатаешься? К тебе тут приходили.Кто?Капитан один щербатый, вот кто!Сам ты щербатый, а ему немец зуб в рукопашной выбил... Где же он?Ушел. Ждал, ждал и ушел.- Как жаль, – сказала я упавшим голосом. Петька захихикал:Ну, старший батальонный комиссар ему небось вкрутили! Они ему, поди, показали, как женихаться