Чмод 666

— Хорошо. Когда удобнее приехать? Мне — чем быстрее, тем лучше.

— Мне тоже. До первого февраля я относительно свободна, но потом у меня начнутся лекции.

Мы договорились о времени, обговорили еще некоторые мелкие технические детали, я все записал и отключился. Надо было покупать билет, бронировать номер в каком-нибудь недорогом отеле…

Потом я поехал на вокзал за билетами. Ну не доверяю я российскому Интернету. В самый последний момент в моей голове что-то щелкнуло, и я вообще решил отказаться от гостиницы. У меня не было никакого желания ночевать в плохом отеле, поэтому билет «туда» я купил не на «Невский Экспресс», а на обычный ночной поезд.

Почему-то все жители России любят ездить в так называемых плацкартах — жутких изобретениях позапрошлого века. Плацкартный вагон — один из нескольких видов пассажирских вагонов в России и странах бывшего Советского Союза. Только в Прибалтике, как новой составной части Шенгенской зоны, этих уродов истребили под корень. Обычный плацкартный вагон состоит из девяти проходных отделений (купе это не назовешь, хотя некоторые и пытаются), и предназначен на пятьдесят четыре спальных места, по шесть мест в каждом таком «купе». Два нижних, два верхних и два боковых — нижнее и верхнее. В каждом «купе» имеется складной столик, багажные полки и места для ручной клади под нижними пассажирскими местами. Такие вагоны, где все люди путешествуют поистине в скотских условиях, по-моему мало в чем изменились с царских времен. Но проезд там стоит дешево, поэтому неприхотливые россияне в первую очередь раскупают билеты именно в эти вагоны. Далее по популярности идут «купейные», а уже следом — дорогие первого класса или люкс. Особняком стоят скоростные поезда, курсирующие только между Москвой и Петербургом. С некоторой натяжкой их можно сравнить со скоростными европейскими экспрессами, но это приближение не будет точным. В российских скоростниках половина людей всегда едет спиною вперед, там неизменно плохой сервис, да и скорость никак не дотягивает до европейских стандартов. Однако от Москвы до Питера можно доехать за четыре часа, что сильно лучше, чем пропущенный день или ночь в вагоне на скверной влажной постели. Знаем, ездили.

Самое тяжелое в российских поездах — это даже не условия проезда, а попутчики. Одноместные купе стоят невозможные деньги, поэтому с чужими людьми, оказавшимися рядом в тесной коробке на колесах, приходится мириться. Всегда поражался тому, что, начавшись со слов «как же все-таки в этом вагоне душно», уже через несколько минут дело доходит до политиков и героев сериалов, а заканчивается философскими раздумьями на тему благополучия и счастья при социализме. Для таких замечательных собеседников не существует запретных тем. Про что только не услышишь в вагонных разговорах! И про то, что где-то за границей курящих беременных женщин сажают на пять лет в тюрьму, и про то, что в Африке целое племя живет на одних сушеных бананах, и про то, что можно есть только землянику и быть при этом здоровым как бык. В процессе подобной беседы выкладывается столько сведении, что делается реально страшно за собственное существование. Ведь уже досконально известно, кто, где, с кем живет, и какой и у кого готовится заговор, какая любовница у местного градоначальника и что «ейный племяш продает ворованные иномарки».

Как всегда, я не выспался в поезде, на сей раз из-за толстого соседа-попутчика. После Твери он начал громко храпеть, да так мощно, что дрожало купе. Мои вялые попытки пнуть толстяка приводили лишь к пятиминутным успехам, но заснуть за это время я просто не успевал.

Выходя из поезда, я ощущал себя пасмурным, мрачным и злым, как черт. Петербург изменился довольно сильно с того момента, что я видел его в последний раз. Даже архитектура сделалась какой-то не такой. Уже нет того духа, тех людей, с которых я любил проводить время, с кем я дружил, только их тени еще остались где-то в недрах моей памяти. Больше чем на день я не планировал задерживаться здесь.

Сразу же, с вокзала, я позвонил по нужному телефону и договорился о встрече. Уточнил адрес.

…Старый жилой дом в историческом районе города, темноватый двор-колодец, столь типичный для Петербурга. Обшарпанная дверь на лестницу. В «парадную», как до сих пор говорят в Питере. Побитая белая табличка «БЕРЕГИТЕ ТЕПЛО», когда-то давно приделанная к входной двери. Дверь с тех пор многократно перекрашивали, и темно-коричневая краска по краям налезла на белую эмаль. В качестве запора — кодовый замок. Я надавил на нужные кнопки и вошел. Внутри пахло кошачьей мочой и еще чем-то не очень аппетитным: живущие здесь граждане не столь богаты, чтобы содержать штат уборщиц и консьержек.

Зинаида Васильевна Гольдберг, оказавшаяся сухонькой интеллигентной дамой лет шестидесяти, выглядела вполне по-европейски академично. Я легко мог вообразить ее присутствие в какой-нибудь Венецианской биеннале, или на европейском симпозиуме по вопросам применения генномодифицированных продуктов, или на съезде врачей редкой специализации.