Чмод 666

Дальше я попал на конвейер. Меня взяли, что называется, в работу. Гоняли по разным кабинетам, делали всякие просвечивания, прослушивания, снимали энцефалограмму… Я сдавал кровь, мочу и соскобы с внутренней стороны щеки. Далее пришла очередь томографа. Меня раздели догола и запихнули в круглый тоннель прибора. Потом прибор стучал, делал перерывы, опять стучал… Когда после томографии я вновь входил в кабинет к Соломону Марковичу, то всяких результатов набралось на хорошую статью для какого-нибудь медицинского журнала с устрашающим названием. Маркыч долго и с интересом изучал принесенный мною материал. Потом он рассматривал большие листы рентгеновской пленки, на которых были запечатлены разнообразные срезы моего бренного тела, начиная с макушки и заканчивая местом, откуда ноги растут. Аккуратно сложив все это в большой желтый конверт, старый врач молча воззрился на меня.

— Так как? — спросил я, — окончательный приговор?

— Диагноз? Вообще-то окончательный диагноз ставят только в морге. После вскрытия. Еще Артур Хейли об этом писал. Шучу я, не пугайся так. Ничего я у тебя не вижу, если говорить правду. Никакой патологии. Мои коллеги тоже ничего особенно интересного у тебя не нашли. По объективным данным — ты практически здоровый человек. И единственное, что я сейчас могу сделать, это поставить синдромальный диагноз.

— А что такое синдромальный диагноз? — не понял я.

— Это то, что не любит делать ни один доктор. К сожалению, наша современная медицина не лечит, а продлевает возможность вести нездоровый образ жизни, поэтому, когда истинная причина неизвестна, убирают симптомы. Видишь — я с тобой вполне откровенен. Вероятно это все от переутомления. Ты — трудоголик? Можешь не отвечать, и так вижу. Вот смотри, — Маркыч взял лист бумаги и стал рисовать какие-то кривули и каракули, — вот это — мозг, вот это — сердце, а вот тут желудок, кишечник, ну и так далее. А вот это — вагус, или блуждающий нерв. Вот когда где-то здесь возникает патологический очаг, то он посылает импульсы по нервам. По этим нервам сигнал передается и в сердце и в мозг. То, что с тобой происходит, называется диэнцефальный или гипоталамический синдром. Если вот эти пути заблокировать, то приступ не возникнет. Попробуй такое лекарство — обзидан — он как раз и блокирует… эти нервные пути. И если почувствуешь приближение приступа, то прими одну таблетку. А по утрам, перед едой, пей вот это — Маркыч написал что-то на бумажке. Дозировка там указана.

— А радикально излечиться никак нельзя? Только не говорите, что надо избегать стрессов и переохлаждения, соблюдать режим труда, регулярно и вовремя полноценно питаться, заниматься спортом на открытом воздухе… И что у меня там за патологический очаг такой? Желудок барахлит?

— Ну, вот, ты за меня все и ответил! Ты вообще-то, что думаешь о своем здоровье? Питаешься плохо. Вон у тебя уже, похоже, начинается хронический гастрит. Язвы пока нет, но все еще впереди.

— Гастрит? Это называется — практически здоровый человек? — не выдержал я.

— Сейчас он есть почти у всех в твоем возрасте. У тебя вон еще и остеохондроз, надо бы с физиотерапевтом проконсультироваться. Тебе, конечно, до пенсии далеко еще, но такими темпами ты к ней и близко не подойдешь. Не доживешь! А лечение, которое я прописал, не прерывай. И еще одно. Попробуй такую вещь, как сказкотерапия.

— Сказкотерапия? А это — как это?

— Пиши сказки. Ты же литератор? Тебе будет проще. Пиши сказки со всеми сказочными атрибутами. «Жили-были», «долго ли, коротко ли», и так далее. Понимаешь?

— Извините, но не совсем. Что, сказки для детей?

— Почему обязательно для детей? Сказки бывают и для взрослых. Это успокаивает, и приводит сознание в нормальное состояние. Попробуй. Как снова будешь в Москве — встретимся…

— Спасибо вам, Соломон Маркович!

— Не за что, Витя. А как насчет твоего отца? Ничего не узнал?

— Узнал… — скрепя сердце признался я. Мне тогда очень не хотелось развивать эту тему, но деваться было уже некуда.

— Да? Расскажешь?

— Узнать-то я узнал, но далеко не все. Зато я установил человека, который мне может помочь. Если захочет, конечно.

— Что за человек?

— Вы, Соломон Маркович, — смущенно сказал я. — Извините меня.

— Я? — вполне естественно удивился он. Видимо, умение хорошо притворяться — это одно из профессиональных качеств хорошего врача.

— Да, вы. Я располагаю достоверными сведениями, что вы прекрасно знаете, почему отец меня не любил. Это как-то связано со смертью моей мамы, но как, я не знаю. Надеюсь, что вы мне все расскажете.

Соломон Маркович молча встал из-за стола, нервно откатил в сторону стул, подошел к окну и долго смотрел на стену противоположного корпуса клиники. Ничего более интересного увидеть там он бы не смог.