— Вообще-то я люблю снег, — произнес я, престав смотреть в окно. — И дождь тоже очень люблю. Это же замечательно. Я мечтаю трудиться над чем-нибудь интеллектуальным, в теплом уютном помещении перед жарко натопленным камином. Слушать завывание ветра в трубе и размышлять о вечном, смотря на живой огонь. Гроза и шум дождя тоже очень хорошо подходит для этого. Но мороз там, или снег, или дождь с ветром, когда надо ехать черт знает куда — это уже ни в какие ворота не лезет. А о чем мечтаешь ты? И что любишь?
— А я, — задумчиво начала моя подруга, — люблю тепло. Помнишь, какая жара была тогда, когда мы с тобой познакомились?
— Разве такое забудешь!.. — усмехнулся я.
Я действительно хорошо помнил тот день. Жара была ужасающая, август выдался сухой и горячий — не погода, а мечта для купальщиков. Горожане спасались, как могли, и парижские власти разрешили купаться во всех городских фонтанах. Я тогда без всякого дела шел по любимому парку, рассеянно разглядывая маячивший впереди купол Пантеона. Вдруг какая-то молодая девушка подбежала к фонтану, и сразу же села на его край. Говорят, этот фонтан символизирует астрономию и четыре стороны света: изящные женские фигуры держат небесную сферу с поясом Зодиака, а морские кони, будто бьют копытами, чтобы вырваться из воды…
«Устала, наверное, — подумал я тогда. — А девушка-то красивая!»
Повинуясь какому-то неосознанному импульсу, я присел рядом на гранитный бортик фонтана, сделав вид, что у меня развязался шнурок. Только тут я заметил, что девушка неестественно бледна и тяжело дышит. Тепловой удар?
— Que vous arrive-t-il? Auriez-vous besoin de moi?[20] — спросил я, и, не дожидаясь ответа, взял ее за руку, чтобы проверить пульс. Это я умею. Но девушка вздрогнула, выдернула свою руку из моей и от неожиданности упала в фонтан. Похоже, это помогло ей прийти в себя.
— Вы с ума сошли! — вскрикнула она по-русски. — Черт!.. Я же вся вымокла! Моя прическа!
Она встала, убрала мокрые волосы с лица, и гневно посмотрела на меня. Совершенно обалдевший, я изумленно разглядывал ее фигуру в промокшей одежде. Так она казалась мне еще красивее.
— Вы русская? — спросил я на родном языке.
— Да. И что с того? — грубовато ответила она. — Вы мне всю прическу испортили!
Я виновато улыбнулся в ответ и, поднявшись, протянул ей руку.
— Я чем-нибудь могу загладить свою вину? — спросил я как можно мягче. Иногда мне удается быть обаятельным.
— Кажется, прогулка уже закончена, — сказала она. — А вы, да, можете искупить содеянное. Отвезите меня к моему визажисту и оплатите все расходы по восстановлению моей внешности. Может быть, я еще успеваю.
И я отвез и оплатил. И искупил. Так мы подружились, а потом очень сблизились.
Но мои воспоминания — это всего лишь отражение, которое я непроизвольно хранил в своем сознании. Может быть именно поэтому, я не хотел поверить в то, что все мои новые мысли о другом человеке неверны в принципе, в корне ошибочны и даже глупы. Прошлое навсегда умерло, необратимо исчезло из моей и из ее жизни. Да и сами мы слишком сильно изменились, чтобы хотеть оживления этого прошлого. Прошлое невозвратимо. Поэтому, когда я вновь видел свою старую подругу, общался, думал о ней, я не хотел понять, насколько сильно изменился сам, потому что не желал делать свою жизнь беднее, лишать ее греющих душу воспоминаний. Я даже не думал, что это: следствие моего природного эгоизма или же какое-то общее для всех правило? Возможно, это просто-напросто вопрос взаимонепонимания или проблема адаптации к повседневной реальности, а может так происходит потому, что обе стороны просто переменились слишком сильно и поэтому уже необратимо. Но воспоминания все-таки сохранились.
— Разве такое забудешь! С тех пор я верю в приметы.