Чочара

С одной стороны, я чувствовала правоту Розетты, что она беспокоится о судьбе Микеле, но, с другой стороны, меня это бесило, потому что, как я уже говорила, мне казалось, что раз мы скоро уезжаем из Сант Еуфемии, то должны заботиться только о самих себе. Поэтому я отвечала Розетте рассеянно и старалась ее успокоить, пока наконец, потеряв терпение, сказала:

- Спи, ты все равно не поможешь ему, если даже не будешь спать. И потом, я уверена, что с ним не случится ничего плохого. Он теперь, конечно, уже идет по горным тропинкам обратно.

Розетта еще раз сказала, но уже в полусне:

- Бедный Микеле.

После этих слов она действительно заснула.

Проснувшись на следующее утро, я увидела, что Розетты нет со мной рядом. Я выбежала из дому; было уже поздно, солнце стояло высоко на небе, артиллерийский огонь прекратился, и везде царило большое оживление. Беженцы сновали между хижинами, прощались с крестьянами, перетаскивали вещи, а некоторые из них уже спускались цепочкой по тропинке, ведущей в Фонди. Меня вдруг охватил ужас, что Розетта исчезла, как Микеле, и я начала метаться по мачере, зовя ее громким голосом. Никто не обращал на меня внимания, и я вдруг подумала, что бог наказал меня за дурные мысли. Розетта исчезла, а все занимаются своим делом, никто не хочет даже остановиться, чтобы выслушать меня. Отчаяние все больше овладевало мной, но в этот момент, к счастью, жена Париде, Луиза, высунулась из шалаша и сказала мне:

- Чего ты кричишь как оглашенная? Розетта здесь с нами ест мамалыгу.

Я вздохнула с облегчением, мне стало даже немного стыдно; я вошла в шалаш и села вместе с другими за стол, на котором стояла миска с мамалыгой. По обыкновению все молчали; даже в этот день, когда произошло так много событий и столько еще должно было произойти, крестьяне за едой думали об одной еде. Только Париде, как бы выражая общую мысль, вдруг сказал обычным током, которым говорят, например, о погоде:

- Значит, вы возвращаетесь в город, снова будете жить, как синьоры, а мы останемся здесь трудиться, как и раньше.

Он вытер рот, выпил половник воды и вышел из шалаша, не попрощавшись с нами, как он это делал обычно Я сказала семье Париде, что мы с Розеттой пойдем укладывать вещи, а потом зайдем еще к ним проститься, и мы ушли.

Я только одного хотела, ждала радостно и нетерпеливо минуты, когда мы уйдем отсюда. Но все же, сама не знаю почему, я сказала:

- Надо заглянуть к Фесте, узнать, что случилось с Микеле.

Я сказала это неохотно, потому что Микеле, может, и не вернулся и в таком случае горе семьи Фесты омрачило бы мою радость. Но Розетта ответила мне спокойно:

- Фесты уже ушли отсюда... сегодня утром, на заре. Микеле не вернулся. Они надеются найти его в городе.

Услышав, что Фесты уже ушли, я облегченно вздохнула, с моей стороны это был, конечно, эгоизм, так же как и неохота, с которой я собиралась навестить Фесту. Я сказала Розетте:

-- Тогда нам не остается ничего другого, как уложить вещи и скорей уйти отсюда.

Розетта ответила:

- Сегодня утром на рассвете, когда ты еще спала, я  встала и пошла попрощаться с Фестами. Они были просто в отчаянии. Для них этот радостный день полон печали, потому что Микеле не вернулся.

Я немного помолчала, думая о том, насколько Розетта лучше меня: она встала на рассвете и пошла к Фестам, не боясь, как я, что их горе испортит ее радость. Мне стало стыдно, и я сказала Розетте, обнимая ее:

- Дочка моя золотая, ты гораздо лучше, чем я, потому что ты сделала то, на что у меня не хватало храбрости Я так счастлива, что кончились наши мучения, и я просто побоялась идти к Фестам.

Розетта ответила:

-- О, мне не нужно было заставлять себя, я очень полюбила Микеле, и мне было бы трудно не пойти к ним. Я всю ночь не могла уснуть, все думала об этом несчастном. К сожалению, его мать была права: он не вернулся.