Чокнутая будущая

– Не хочу. – Я налила в тарелку ледяного кваса, зависла в поисках горчицы. – Так что не выдавай меня, пожалуйста. И почему ты вообще здесь появился? Не мог отказать брату?

– Мне недалеко. И несложно.

Не глядя на него, я расставляла посуду, подавала приборы.

Ему недалеко и несложно, а мне – неудобно и неловко от этого визита вежливости, от витаминов и апельсинов. Антон на моей кухне казался чем-то совершенно неприличным, как будто сидел тут голышом, томно обмахиваясь фиговым листом.

Несколько последних недель я мысленно вела с ним бесконечные диалоги, задавая вопросы и придумывая ответы. Я как бы сочинила себе этого человека с нуля таким, на что моей фантазии хватило. Вряд ли образы Антона настоящего и вымышленного сильно совпадали, и что с этим делать – я понятия не имела. Только избегать его всеми силами. Но как избегать собственного гостя? Будет странно, если я сейчас запрусь в подвале, правда?

– Предлагаешь мне обмануть брата? И ради чего? – поинтересовался Антон.

«Какая разница, когда начинать его обманывать», – на этот раз я успела удержать очередную бестактность на кончике языка. Не лопухнулась. Хотя бы не сразу.

– А какая тебе выгода, если ты скажешь правду: твоя жена – симулянтка? Алеша только огорчится, в его идеальном мире все его женщины дружат друг с другом.

– Я просто не люблю вранья на пустом месте.

– Ну, я та еще врушка.

– Еще бы, с твоей-то профессией.

Я едва не уронила кружку молока от возмущения, но справилась, аккуратно поставила ее на стол.

– Сейчас вернусь, – произнесла холодно.

Стуча пятками, понеслась в зал, где принимала клиентов. Схватила первую попавшуюся колоду, кажется, потрепанного Уэйта, вернулась на кухню.

– Даже не вздумай, – рассердился Антон, когда я плюхнулась на стул напротив него и достала карты.

– Ешь молча, – распорядилась я, – и слушай молча.

Он с великим сожалением отодвинул от себя окрошку. Проводил ее несчастным голодным взглядом, вскинул на меня злые глаза.

Демонстративный, упрямый.

Вся фальшивая плюшевость сползла в эту минуту, он больше не выглядел как уставший помятый чиновник, клинки-мечи ощетинились острыми лезвиями.

– Мирослава, я терпеть не могу всю эту эзотерику. – Ух, сколько нервов звенело в его голосе.

Кажется, сейчас я на полном серьезе его бесила.

– Ничего, потерпишь. Я тебя в свой дом не звала и не просила оскорблять мою профессию.

Я надеялась, что он встанет и уйдет.

И никогда не вернется.

Но он только скрестил руки на груди, неприязненно прищурившись.

– Ты просил не гадать на тебя, и я уважала твое желание, – карты летели из моих рук рубашкой вверх, картинками вниз, – но ты обвинил меня в мошенничестве. В том, что я обманываю своих клиентов. Стоит ли мне это терпеть или перевернуть расклад?

– И что ты надеешься там увидеть? – криво усмехнулся он.

– Твою личную жизнь, разумеется. Что еще мне смотреть?

– Вперед, если тебе так хочется что-то мне доказать.

– Не хочется. Но ты вывел меня из…

Я начала переворачивать карты и замолчала.

Пятерка Мечей – подлость, ссоры, предательства.

Перевернутая Королева Пентаклей – жадная и алчная особа с пунктиком на контроле. Сюда же пятерка Пентаклей – общая беда, одиночество вдвоем, любовь для бедных.

Башня – крах. Десятка Мечей – крах и страдания. Драма. Драма. Драма.

Ох ты ж милый мой, что за несчастливую и злосчастную любовь ты для себя выбрал?

Десятка Жезлов – ноша, которую невозможно тяжело нести, но и не бросить никак.

И ни одной масти Кубков, отвечающей за чувства. Сплошь обязательства и упреки.

– Прости, – пролепетала я, судорожно собирая карты, – ты прав. Твоя личная жизнь – совершенно не мое дело. Почему наши встречи всегда заканчиваются тем, что я извиняюсь?

Его взгляд был тяжелым, таким тяжелым, что мне снова захотелось в подвал.

Потом Антон резко отвернулся.

Я собрала колоду и засунула ее в карман старенького сарафана.

– Ешь, – попросила жалобно, – окрошка согреется и станет невкусной.

Пахло самогоном. Капало им же.

У Антона на щеке было три крохотных родинки.

У Алеши – точеные черты лица, он напоминал то стареющего Алена Делона, то какого-то еще француза, изысканного.

Антон казался похожим на шведа, а может, на чеха. Простоватый. Ничего выдающегося вроде бы, но я смотрела – и не могла насмотреться.

Как странно… Это потому, что я знаю наши отношения наперед, или наши отношения сложатся такими, потому что я о них знаю?

Можно ли впечатлиться человеком авансом?

Наш мозг – суровая штука. От него и не таких вывертов приходится ожидать.

Антон взял ложку и молча вернулся к окрошке.

Он ел с видом грузчика, которому все равно, что закинуть себе в рот. Как будто так устал от тяжелой работы, что был не в состоянии получить удовольствие.

– Все пройдет, – тихо сказала я, – а хорошая еда всегда утешит. Хочешь, соберу тебе ежевики? Она у меня сладкая.

– Не говори со мной так, будто я смертельно болен, – угрюмо попросил он.

– Прости.

– И перестань извиняться. Я понимаю, что сам тебя спровоцировал.

– Я с ранних лет слышу, что обманщица. Мне пора бы научиться не принимать все это близко к сердцу.

Он легко улыбнулся, оттаивая, и я тоже заулыбалась.

Непроизвольно.