Чокнутая будущая

На его локте висела жена номер три, интеллектуалка Саша, что-то энергично вещавшая. Он слушал ее с пресным видом.

Римма Викторовна блистала в белом одеянии, похожем на тогу. Ее сопровождал довольно молодой красавчик – кажется, он был за рулем в тот раз, когда она меня подвозила. Поклонник? Любовник?

Роза Наумовна, костюмерша, шушукалась с бойкой старушкой, отвечавшей за реквизит. Увидев меня, обе театральные деятельницы округлили глаза и зашушукались еще бодрее.

Алеша просиял улыбкой.

Ослепительный.

– Мирослава! – провозгласил он громко. – Королева души моей!

Ох, милый мой, не для тебя эта роза цветет.

И благоухает нафталином.

Глава 12

Бледная Лиза, кто бы мог подумать, добралась до меня уже через полчаса. К сожалению, мы находились не на пышном застолье, где все смиренно сидели на своих местах и слушали тамаду, а скорее на фуршетной вечеринке, где гости перемещались от одного столика к другому с бокалами в руках.

– Арина хочет на море, – заявила она с таким видом, будто от этой информации я должна была подпрыгнуть, достать из кармана волшебную лампу и начать судорожно ее натирать.

– Должно быть, это ужасно – иметь детей, которые все время чего-то хотят, – пожала я плечами, пытаясь отделаться от нее.

Однако она следовала за мной по пятам как жадная тень.

– Господи, только послушай себя, – раздраженно прошипела Лиза, потом вспомнила, что это ей от меня опять что-то нужно, а не наоборот, и сбавила обороты. – Антон не отвечает на мои звонки.

– Могу его понять.

– Так и будешь себя вести? – она повысила голос, и на нас стали оглядываться те, кто поближе. Вот-вот соберется весь зал. Мерзкая женщина, мерзкая сцена. – Зачем было выходить замуж за мужчину с обязательствами, если ты даже не пытаешься хоть немного ему помочь? Чего ты добиваешься? Чтобы Алеша бросил своих детей ради тебя?

Обвинения были настолько несправедливы, что я потерялась под их шквалом.

Рядом материализовалась Римма Викторовна, насмешливо глядя на меня. Она нисколько не сочувствовала, скорее злорадствовала. Мол, знай сверчок свой шесток, ну, вы понимаете. Нечего было выходить за ее Алешу, терпи теперь, стрекоза.

– Почему Алеша сам не может позвонить брату? – спросила я едва слышно. – При чем тут я?

– У мужчин своя гордость, знаешь ли. Ты хоть раз задумывалась, каково ему, в его возрасте, с его известностью, просить денег?

Суммой, вбуханной в сегодняшний ресторан, как мне кажется, можно было оплатить половину путевки. Но кого тут волнует мое мнение?

Никто не собирался ничем жертвовать. Кроме Антона, само собой.

И тогда я увидела, что он направляется к нам.

Этим вечером я собиралась быть Ростовой, восторженной девочкой, а никак не базарной бабой, спорящей с бывшей мужа, но мне просто не давали такой возможности.

Мне вовсе не хотелось, чтобы Антон вмешивался в это безобразие и тем более – принимал чью-то сторону. Тем более мою.

Образ девы в беде не шел моему наряду.

Эта свара была совершенно лишней, и ее следовало заканчивать как можно быстрее.

– Хорошо, – собравшись с силами, проговорила я высокомерно, – в понедельник ты позвонишь Антону, а он возьмет трубку. А теперь перестань путаться у меня под ногами.

Развернувшись, я оглядела зал. Алеша танцевал со старушкой, отвечающей за реквизит. Смеялся. Антон притормозил, чтобы избежать столкновения со мной. Смотрел вопросительно.

Возможно, он чувствовал себя ответственным и за меня тоже – ведь я здесь только из-за него. Не может же он не понимать этого.

Но больше я не собиралась быть просительницей.

Не сегодня.

Не в этом платье.

– Эта женщина, – я пренебрежительно махнула куда-то в сторону бледной Лизы и улыбнулась. Как жаль, что у меня нет ямочек на щеках, всю жизнь об этом жалею, – опять хочет твоих денег. Дай ей их.

Я почти написала «прочирикала», мне бы очень хотелось почирикать хоть немного, но я понятия не имела, что это такое. Что-то птичье, но при этом легкомысленно-очаровательное? В романах героини то и дело чирикают, и я несколько раз репетировала, но у меня получался только писк.

Хороший звук, если кого-то надо обратить в бегство.

Поэтому я просто улыбалась.

Антон насмешливо вскинул бровь, поражаясь внезапной вспышке моей наглости, а потом вдруг склонил голову.

– Конечно, – согласился смиренно, – как скажешь.

Звонко засмеялась Римма Викторовна, но эти колокольчиковые переливы доносились до меня, как сквозь слой ваты.

Я стояла напротив Антона, улыбалась и таяла, таяла.

Таяла, как весенний снег, как эскимо, как пенка капучино.

Алеша был так доволен вечером, что до поздней ночи не разрешал мне переодеться.

Я сидела в его двухкомнатной хрущевке на кухонном столе, а он все кружил вокруг меня, целуя то руки, то шею, то плечи.

Пыльный розовый шелк надоел мне до ужаса, но я не рыпалась.

Мне почему-то было так грустно, что в груди, под розанами в корсаже, разливалась тоска.

Все дело в том, что я уже скучала по Антону.

Я уже хотела вернуться обратно на свою кухню, опять кормить его окрошкой и смотреть на родинки на его щеке.