Чокнутая будущая

Я чуть отстранилась, чтобы дотянуться до подноса, и запихала в рот пельмень. Когда я ем, то глух и нем, верная тактика.

– Ну привет. – Инна села напротив нас. Она выглядела уставшей. – Ехала я ехала и вдруг поняла, что приехала. Ни километром больше, вырубаюсь. А можно мне салат? Семь часов за рулем.

Я молча жевала, но вилкой изобразила приглашающий жест. Моя селедка под шубой – твоя селедка под шубой.

– Привет, – вежливо произнес Антон. – Командировка?

– Чтоб ее, – с чувством воскликнула Инна и взялась за салат, одновременно призывая к себе официантку.

Ага, так она и разбежалась. Нет, тут принято заказывать на кассе.

Я подвинула Антону его порцию пельменей и скомандовала:

– Ешь, пока хоть что-то осталось.

Инна посмотрела на меня с интересом. Оценила вилку в левой руке Антона, то, что правой он так и обнимал меня, и на ее бледных губах появилась насмешливая улыбка.

– А ведь я знала, – торжествующе провозгласила она, – я с самого начала знала, что вы шпилитесь! Красные перчатки на кухне!

– Дались тебе эти перчатки, – пробормотала я.

– А что твой прекрасный муж? Слепоглухонемой капитан дальнего плавания?

– Бывший муж! Я подала на развод.

– Ого, – Инна отсалютовала вилкой, – мои поздравления, Антоша. Отбил жену у брата, вот это достижение.

– Спасибо. – Антон кивнул на полном серьезе.

А я прыснула – коньяк играл со мной странные шутки.

Ничего смешного, правда.

Но почему-то все равно смешно, с каким злобным видом она это произнесла.

– Какая у людей жизнь интересная… – Доев салат (порции здесь были крохотные), Инна зевнула, прикрыв рот ладошкой. – Прям санта-барбара. И что же, Алеша вас благословил? Хотя… если бы благословил, вы бы не ныкались по таким злачным местам, как это. Бедняжки.

Переглянувшись, мы с Антоном разлили себе остатки коньяка, чокнулись и выпили.

– Вообще-то, – язык у меня малость заплетался, – Инна имеет полное право говорить тебе любые гадости, Антон, а ты должен почтительно слушать.

– Правда? – заинтересовался он.

– Ты бросил женщину в ресторане! Ужас-ужас. Не поступай так больше.

– Никогда.

Инна покосилась на нас с отвращением.

– У меня от вас изжога, – неделикатно сказала она.

– И правда, пора спать. – Я не стала спорить.

О том, чем грозит Антону эта дурацкая встреча, я задумалась только на следующий день.

Вряд ли Инна, теряя тапки, помчится к Алеше с докладом. Кажется, Антон для нее остался в прошлом, что неудивительно. Она была яркой умной женщиной, с чего бы ей долго сохнуть по тому, кто так бесцеремонно с ней расстался?

Но город у нас маленький, слово здесь, слово там, готов скандал.

Близился полдень, но мы с Антоном все никак не могли до конца проснуться. Хорошо было бы встать, принять душ и отправиться на поиски какой-нибудь милой кофейни для завтрака, но двигаться не хотелось категорически.

Здесь, в этом дешевом номере, на кровати, которую скоро займет кто-то другой, было удивительно хорошо. Утро смыло ночные безумства, и мир казался чистым, новорожденным.

– Ты можешь делать все, что хочешь, – пробормотала я, перебирая его короткие жесткие волосы. – Говорить с Алешей или не говорить с Алешей. Все равно. Поступай, как тебе будет лучше.

– А тебе?

– Мне хорошо, когда тебе хорошо.

Он запрокинул голову, чтобы посмотреть на меня. По-утреннему небритый, все еще затуманенный ото сна.

– Ты убиваешь меня, – шепнул еле-еле, – как будто стреляешь в упор.

Ну здрасьте.

Следующие несколько дней мы виделись так часто, что у меня почти не было времени сесть и как следует подумать об Антоне. Но я все равно постоянно думала о нем, копаясь в огороде, или принимая клиентов, или даже занимаясь любовью.

Я так мало понимала его, а хотелось понимать больше и лучше. Человек-головоломка, поразивший своей двойственностью с первого взгляда, постепенно складывался в общую картину, как пазлы. Как оказалось, его фальшивая плюшевость не была откровенным притворством, Антон действительно умел быть плюшевым – с племянниками, например. Или со мной. Но была в нем и стальная воля, а главное – полная и абсолютная ответственность за собственные решения. Он не спешил делиться своими переживаниями и метаниями, замыкал их внутри себя, не позволяя мне заглянуть за эту ширму целую весну нашего адюльтера.

Замкнутый, отстраненный, он предпочитал сторониться людей, помогал брату и его женам, но делал это так холодно и небрежно, что не вызывал никакой ответной благодарности. Да она и не была ему, по сути, нужна. Он отдавал долги даже не Алеше, а самому себе. Любил ли он брата? Безусловно, но одновременно и тяготился большим хлопотным семейством.

Помню, тогда я часто задавалась вопросом: что сложнее – молчать о своих желаниях или кричать о них во весь голос?

Алеша позвонил примерно через четыре дня, самым несчастным голосом сообщив, что из-за меня не может жить в собственной квартире, а вынужден скитаться по чужим углам.

– Как это? – не поняла я.

Первая клиентка должна была прийти через полчаса, в ожидании я поливала грядки, шланг так и норовил вывернуться, чтобы намочить меня, а не землю.