Когда Скай ранили, Эрик не расстроился. И, скорее всего, через день-два забыл бы о ней, если бы она не выкарабкалась. У него были дела поважнее. Но он помнил её полный тревоги взгляд, когда она говорила о предателе, о том, что не стоит недооценивать похитителей. Говорила, умоляюще глядя ему в глаза. Говорила, когда сама лежала почти при смерти.
Но Скай выжила, снова удивив его, и потом помогла ему выстоять в драке с Бесстрашными, вдруг решившими проучить своего Лидера. И снова в её взгляде он видел лишь обожание, тревогу и ненависть к напавшим на него.
Она так гордо приосанилась, так бесхитростно обрадовалась, когда он, увидев её идиотский чёрный зуб, от души расхохотался и в который раз назвал чокнутой. И сколько горя плескалось в её глазах, когда они попались в ловушку Фора, и Эрик, смертельно раненый, думал, что уже не выберется оттуда живым.
На душе Эрика стало немного пакостно, когда он вышел из палаты, где Скай лежала избитая, обколотая успокоительным, с отсутствующим взглядом и связанными руками, словно буйнопомешанная. Ощущение, будто он со всей дури пнул несмышлёного кутёнка, не покидало его до того момента, как Скай, спокойная и безмолвная, вновь приступила к своим обязанностям. И вновь преданно заглядывала в его глаза. И Эрика отпустило. В конце концов, все женщины в его жизни делились на две группы: те, кто ненавидел его, и те, кто его хотел. Скай имела все основания перебраться в первую группу, но она удержалась, что, с одной стороны, немного удивляло Эрика, но, в основном, привычно тешило самолюбие. Кутёнок оклемался и снова начал лизать ему руки. А ведь только то, с какой радостной готовностью Скай сообщила ему, что Кэт жива, должно было породить у него сомнения, заставить его заподозрить неладное и немного пошевелить мозгами! Но прагматичный Эрудит, так и не вытравленный из его сущности за все прошедшие годы, подсказал ему единственное логичное объяснение — девчонка просто выслуживалась.
Шейд прав — Скай таскалась за ним, как привязанная. Однако никогда, никогда она не смотрела на него, как некоторые другие девушки: с вожделением, со страстью, с желанием. В её взгляде всегда был только восторг и обожание, тревога и свирепая неприязнь к его обидчикам, порой надуманным. Ведь даже когда она прижалась к нему перед дракой, и когда брала потом за руку, он ощущал с её стороны не любовный трепет, и уж, тем более, не похоть, а лишь товарищескую поддержку и желание подбодрить.
Понимание этого приходит к Эрику только сейчас, когда уже слишком поздно.
— Дура, блять, — плюётся он. — Какая же ты дура.
Прости. Прости. Прости.
Закусив губу, Скай кивает головой, как заведённая.
Эрик прав, она сама во всём виновата, она одна. Надо было рассказать ему, довериться, рискнуть, уповая на то, что он не прогонит её, разрешит остаться рядом, позволит помогать.
Скай громко шмыгает носом, вытирает слёзы и подходит к двери своей клетки. Они с Эриком должны бороться за свои жизни, должны попробовать сбежать, потому что к ним на помощь никто не придёт, а отец никогда не согласится на условия мятежников, не предаст город. И так уже сколько времени потеряно!
Просунув руку наружу, Скай ощупывает запор и удовлетворённо кивает — замок конструкции прошлого века, а значит, открыть его будет несложно, нужно только найти что-нибудь достаточно прочное и гибкое. А потом можно и решение поискать.
Она шарит взглядом по своей клетке, по неподалёку стоящему столу, на котором утром лежало её оружие, а сейчас пустому, по заплесневелым стенам, грязному мокрому полу, и задерживается на решётке ограждения. Оценив расстояние между прутьями, Скай сначала просовывает ногу, затем, почти без труда, весь корпус. Однако для головы размера отверстия недостаточно, и она застревает. Скай чертыхается про себя, а Эрик, внимательно следящий за её действиями, громко матерится вслух.
Лязг открывающейся двери застаёт их врасплох и рушит все планы. Скай поспешно протискивается обратно, и когда Шейд заходит в подвал, она уже сидит на своей лежанке, потупив взгляд и смиренно сложив руки на коленях.
На Шейде чёрная майка-борцовка, длинные форменные брюки, прикрывающие обычные протезы, и высокие тяжёлые берцы на шнуровке. Без своих жутких дугообразных ног трансформера он обычного роста и кажется рядовым солдатом Бесстрашия, который немного чем-то расстроен. В отсутствие галдящей свиты, подобострастно взирающей на него в ожидании сильных и жёстких решений, Шейд не язвит, не глумится и не угрожает. Он угрюмо молчит и методично переходит от клетки к клетке, надолго задерживаясь около Скай, пристально рассматривает вновь неподвижную фигуру и с каждой остановкой мрачнеет всё больше.
В очередной раз оказавшись у камеры Эрика, Шейд, наконец, заговаривает.
— Так это правда? — тихо спрашивает он. — Долбаный ублюдок… ты правда трахнул её?
Его голос дрожит от ярости, лицо подёргивается от нервного тика. Сейчас перед Эриком не лидер повстанцев, не хладнокровный и жестокий убийца, за власть над городом готовый на всё, сейчас перед ним разгневанный мужчина, которому больно. Почти человек.