Чокнутые

Родик размахнулся и влепил Ивану Ивановичу такую затрещину, что тот несколько раз перекувырнулся и сел на землю. Борода съехала набок, усы отклеились. Он их снял и безутешно заплакал…

Ночью в пустынной зале первого этажа особняка «Царскосельской железной дороги» заседал «трибунал».

«Председатель» – Маша, «заседатели» – Герстнер и Родик. Они сидели за столом, а за их спинами, словно Немезида, возвышалась уродливая фигура каменной бабы со штангой Пиранделло.

На «скамье подсудимых» – сильно помятые после пьянки Тихон и Федор. В ногах у них лежала виноватая Фрося.

– Завершение строительства насыпи задержалось на два дня! – возмущенно сказал Герстнер и заглянул в свои записи. – Производительность работ упала на девяносто семь с половиной процентов!..

Родик глянул в свою бумажку, прочитал:

– «Для восстановления резко пошатнувшегося здоровья трудящихся компания была вынуждена потратить триста восемьдесят семь рублей пятьдесят шесть копеек». Это надо же такое! На опохмелку – почти четыре сотни выложить…

– И это как раз в тот момент, когда у нас каждая копеечка на счету, – сурово проговорила Маша. – А если Бог сподобит и нам с Антоном Францевичем и Родионом Ивановичем придется уехать на закупки в заморские края? Как же на вас дело-то оставлять, господа хорошие?!

– Бес попутал… – шмыгнул носом Тихон.

– Да чтоб еще когда-нибудь… – всхлипнул Федор.

Фрося посмотрела на «трибунал» и тоже жалобно заблеяла…

В Петергофе, на балконе Английского коттеджа, Николай утверждал проекты воксалов, представляемые ему Бенкендорфом.

Через приоткрытые двери в холостяцкую спальню императора была видна полуодетая молоденькая фрейлина, лежащая на кровати.

– Это еще что за республиканец?! – возмутился Николай и ткнул пальцем в проект.

– Это, ваше величество, сравнительная фигурка для масштаба воксала…

– В жилете?! Панталонах?!.. Боливаре?.. Гадость! Впредь для масштабов изображать солдат с полной выкладкой! Что еще?

– Для закупки паровых машин в Англии и колясок в Бельгии господин Герстнер испрашивает разрешения на выезд с ним переводчицы Марии Богоявленской и сокомпаньона – отставного корнета Кирюхина Родиона Ивановича.

Царь оглянулся на спальню, понизил голос:

– Кстати, что это за девица такая?

– В противоправных действиях не замечена. Родителей не существует. Находится под наблюдением Академии наук…

– Не возражаю, – громко сказал царь и прошептал: – Но потом…

– Вас понял, ваше величество. А как с Кирюхиным? Он у нас проходил по делу четырнадцатого декабря двадцать пятого года. С тех пор – невыездной.

В спальне фрейлина включила музыкальную шкатулку. Раздалась знакомая музыка, зовущая к любовным утехам.

Император встал, торопливо подмахнул проект и сказал:

– Ну, Александр Христофорович! Ну, сейчас уже не то время… Ну, бог с ним, с этим Кирюхиным, – пусть едет!..

Лондон был хрестоматийно затянут туманом.

На пристани стояли несколько джентльменов.

– Гостиницу забронивали? – спросил один.

– Так точно, мистер Стефенсон, – ответил другой.

– Не вздумайте показывать этим варварам наши последние модели.

– Так точно, мистер Стефенсон, – сказал третий.

– Презенты?

– Готовы, сэр, – поклонился четвертый.

– Внимание! – сказал мистер Стефенсон.

…Когда барка с нашими путешественниками причалила к пристани и Герстнер в дорожном костюме, Родик в строгом сюртуке, а Маша в шляпке с искусственными цветами сошли на берег, Стефенсон радушно улыбнулся:

– Дорогие коллеги! Я счастлив приветствовать вас на туманной земле Альбиона. Как поживаете?

Маша синхронно перевела фразу Стефенсона. Герстнер снял кепи:

– Мистер Стефенсон! Джентльмены! Мы прибыли к вам, чтобы совершить коммерческую сделку, которая по праву может быть названа – контрактом века! Я глубоко убежден, что, несмотря на различие политических систем, торговля между нашими странами может только укрепить наши добрососедские отношения!

– Леди и джентльмены! – провозгласил Стефенсон. – В знак нашего высочайшего расположения мы хотели бы преподнести вам кое-какие пустячки…

По его знаку три джентльмена тут же шагнули вперед и один подал Герстнеру золотую модель паровоза, сказав при этом: «Девяносто восьмая проба…»; второй вручил Маше бриллиантовое колье, прошептав: «Все камни

– голубой воды…»; третий протянул Родику роскошную музыкальную шкатулку, тут же продемонстрировал ее звучание, не забыв сказать: «Чистое серебро…»

Стефенсон начал длинную речь. Герстнер негромко сказал Маше:

– Эту болтовню можете не переводить. Отдыхайте.

Родик показал ему на презенты, спросил на ухо:

– За что это нам?

– Во внешнеторговых отношениях так заведено. Когда одна иностранная фирма что-нибудь покупает у другой…

– А мы-то тут при чем?

– Но мы же для них иностранцы!

– Ах, да… Верно. Как бы они под эти презенты нам какое-нибудь бракованное старье не втюхали.

– Вы сошли с ума, Родик! Честь фирмы…

– Антон Францевич, наивный вы человек! Вы поглядите на его рожу – жулик в седьмом колене!.. Машенька! Ты-то хоть ухо не заваливай – смотри в оба…

В Ньюкасле на заводе Стефенсона наши герои осматривали готовую продукцию. Джентльмены давали объяснения.