ЧОП «ЗАРЯ». Книга четвертая

Профессор бы нет, но Муха мог бы найти что-нибудь хорошее в этом каменном склепе три на три метра. Оценил бы мраморную лежанку, натертую до блеска в месте, где сотни прошлых обитателей терли свои задницы, устраиваясь поудобнее. Отметил бы простоту решения с туалетом — небольшую (с бильярдную лузу) дыру в полу. Порадовался бы, что окошко под потолком такое маленькое, что ночью не продует. И похвалил бы минимализм, ибо больше ничего в камере не было.

Прямо в потолок вмонтировали четыре небольших «одувана». От них шло легкое потрескивание, гул на границе слуха и волнообразное излучение, которое нормально переносилось только на полу в центре камеры. Туда и сел, расстелив одеяло.

На стенах такая же плитка, как и в коридоре. Часть битая, часть с трещинами, а парочка новеньких — прямо на месте явно эротического рисунка, нацарапанного на стене. На месте самого интересного, где как раз заменили две плитки. Сначала подумал, что цензура, но отойдя на пару шагов назад, рассмотрел всю картину. У обнаженной женщины нашлись рога, и полустертый хвост, а по кругу шла пентаграмма, покарябанная в некоторых местах.

Через несколько часов принесли еду. Черствый хлеб с жидкой овсянкой, отдающей тиной и запахом речной воды. Кое-как, сплевывая жижу сквозь зубы, прожевал остальное и попытался задремать.

Про меня, кажется, забыли. На допрос или на исповедь никто не вызывал, адвокат ко мне не рвался, на мои попытки заговорить со стражниками лишь несколько раз получил чем-то тяжелым по двери с той стороны и угрозой лишить меня ужина.

К вечеру я уже совсем измотался.

Сила полностью не восстанавливалась, застряв чуть больше на половине внутреннего резервуара — все остальное вытягивали «одуваны». От занятий йогой — других способов попыток восстановить мышцы, я не знал, уже хотелось выть, как сосед. Поспать толком не поспал — опять же спасибо буйному из соседней камеры.

Так что, когда открылось окошко и в него просунули миску с ужином, для меня это было чуть ли не как новая серия любимого сериала, который выходит раз в неделю. Да еще и с сюрпризом — на дне миски под единственным куском черствого хлеба лежала записка.

«Чтобы ни случилось, не выходи ночью из камеры».

Глава 22

Совет прям на миллион долларов, а то будто я уже на вечерний променад собрался выходить. Но на всякий случай осмотрел свой арсенал — хлипкие деревянные миска с чашкой и колючее одеяло. Мда, самым твердым в этой камере была горбушка хлеба, но ее я уже давно съел. Попробовал открыть пространственный карман, но как ни тужился, не смог обойти поглотители магии. «Одуваны» пресекали любую попытку применить силу, вспыхивая и начиная гудеть, как засорившийся пылесос.

Приглядевшись, я понял, что свечение не равномерное. И чем больше темнело на улице, тем заметнее это становилось. Напрягая глаза, всмотрелся в тот поглотитель, который испускал более дерганное излучение. Один штырь отсутствовал. Крайний, если представить возможную траекторию разбега по лежанке и прыжка в сторону подавителя. Рекордного, надо сказать, прыжка. Пусть не олимпийского, но в рамках страны один из предыдущих постояльцев просто обязан был быть медалистом.

Я таким не оказался. Первый раз пролетел вообще мимо, потеряв в пути ботинки. Шмякнулся в стену, треснув еще одну плитку, и рухнул на холодный пол. Второй раз уже босиком почти долетел, но дотянуться смог бы как раз до отсутствующего, но не до следующего. «Одуван» на мои попытки никак не среагировал, даже когда я метнул в него ботинком — током не бил, силовое поле не сгущал, сигнализацию не врубал.

Приник в щели для подачи еду, прислушался и, убедившись, что мои прыжки не привлекли лишнего внимания, пошел на исходную. Разбег, прыжок, шмяк — перелет. Разбег, прыжок, хрусть — недолет. Где-то на пятую попытку приноровился мягко пружинить о стену и приземляться на пол без нежелательных последствий. Еще разок!

«…как думаешь, Афанас, когда ему надоест?»

«…ой, не знаю, Емелька. И ставку делать не буду. Надоело. Они все в какой-то момент скакать начинают, но этот, конечно, мелковат…»

Неожиданные тихие голоса, раздавшийся за спиной, сработали, как отличная подсечка в момент разбега. Я дернулся, поскользнулся и сверзился на пол. С хрустом в шейных позвонках вывернул голову и увидел двух еле заметных (с прозрачностью под девяносто процентов) фобосов. Этакие бородатые мужики-крестьяне.

Бледные фигуры не выглядели цельными. Каждый призрак состоял из нескольких частей — голова отдельно, ноги и руки с кусками позвоночника отдельно — курочку гриль так обычно на части разбирают. И, глядя на них, невольно вспомнилось, что в древности казнь была менее гуманна. Могли и четвертовать, чтобы голову на пику, а запчасти для устранения в виде экспонатов по городам и селам. И вот эти товарищи, явно через это прошли.