Чорт в Ошпыркове (сборник)

– Скорее, скорее… Показывай…

Оба вошли в обширный двор, обнесенный, как стеной, каменными сараями.

– Вон там… Третий номер… А это сзади – Аннушкин дом…

– Так… А ты мне скажи…

Но в эту минуту раздался весьма внушительный стук в ворота пивоваровского склада.

– Эй, сторож! Заснул!

Прячься, прячься! – засуетился сторож, – и прежде чем раскрытые ворота впустили товарища Пшонного с тремя милиционерами, нагруженными разной утварью, в которой опытный глаз мог рассмотреть части назначенной для известного употребления машины, и бутылками с какой-то мутноватой жидкостью, – Иван успел спрятаться в валявшуюся посредине двора пустую бочку.

– С обхода? – поинтересовался сторож.

– Порядком поработали! Да куда класть-то?

– Заведующего нет… Дай я в конторе посмотрю: они иной раз ключи оставляют…

Сторож вернулся с ключом, – примерили к одному замку, к другому… Ключ оказался как раз от кладовой номер три, куда и были сложены доставленные милиционерами вещи. Пшонный торопился:

– После запрешь! Пойдем, я тебе скажу…

Голоса удалились. Прошел час, два, три – сторож и не думал являться. Сидеть в бочке, когда с минуту на минуту могли прийти посторонние, – плохо, но и вылезть из бочки, чтобы кто-нибудь увидел, – тоже нехорошо. Почему нет сторожа?

– Забыл?

Ждать пришлось очень долго. Уже солнечные лучи перестали согревать двор пивоваровского склада, уже вечерняя сырость насквозь прохватила Ивана, уже проголодался он так, что быка, пожалуй, съел бы, – а сторожа как и не бывало!

ГЛАВА ПЯТАЯ,

изображающая то же утро, но в отношении других героев

Если пройти от милиции два квартала, то вы увидите гостиный двор, или в просторечии «ряды», за рядами – собор, за собором – дворец, ныне – совет рабочих и красноармейских депутатов.

Несмотря на раннее время, в окнах дворца некоторое оживление.

Горят тусклые лампы. В кабинете председателя – небольшое совещание. Присутствуют: секретарь и молодой человек в желтой коже и в шапке-буденовке.

– Мое дело закончено, – говорит он. – Все спокойно. Духовенство, скрепя сердце, пошло навстречу, – говорил человек в желтой коже.

– На спокойствие рассчитывать рановато… – возразил секретарь, – я коренной ошпырковец и знаю, что они ох как туги на подъем, а вдруг раскачаются! И кажется, что раскачиваться начали!

– Это вы про вчерашнюю историю? Пустяки!

– Пустяки не пустяки, а нам жалко вас отпускать товарищ Игнат…

– Сообщите, и я приеду… Да я и так приеду… Лошадь готова?

Через полчаса лошадь уносила товарища Игната на станцию, стоявшую от Ошпыркова верст на семь. Председатель и секретарь остались одни.

– А как это дело, – заинтересовался председатель, – мне что-то Пшонный болтал – ничего не разберу…

– Это о бесах? Пустое! У ней, – секретарь намекал на Аннушку, – тут не в порядке…

– А вещи? Охраняются?

– Сторож там… Надежный…

– Не мешало бы караул от милиции…

Надо ли говорить, что распоряжение это было немедленно исполнено, и занятые очередным налетом на самогонщиков милиционеры немедленно поставлены у складов.

В этот же ранний даже и для Ошпыркова час к дому священника отца Приклонского подошла закутанная в платок женщина и робко постучалась в окно.

– Это ты, Аннушка, – сказал батюшка, имевший обыкновение вставать до петухов, – что так раненько собралась?

– Бесы… – прошептала Аннушка, еле шевеля губами от страха. – Всю ночь глаза не сомкну… Изожгут они мое сердце…

– Велики грехи наши, и тем более свершонные нами беззакония…

– И, подняв к небу глаза, произнес:

– Помолимся, Аннушка… Господи, – начал он еще более торжественным тоном, – узри слезы несчастный вдовицы… Вот она предстоит тебе…

И Аннушка в слезах повторяла:

– Предстоит тебе…

И потом, благословив, сказал:

– Иди с миром…

А когда Аннушкина фигура скрылась за углом он побежал к старосте Пивоварову:

– Слышали? Знак от господа… Бесы, которые усмирены были заклятием честнаго креста…

Пивоваров ответил:

– Господь не оставляет нас грешных своими знамениями…

ГЛАВА ШЕСТАЯ,

сообщающая о похождениях ошпырковского чёрта

В тот день, утро которого мы так подробно описали в предшествующих главах, весь город занят был разговором о появлении нечистой силы, причем событие это неизменно ставилось в связь с изъятием чудесного креста из ошпырковского собора.

Чёрт не ограничился появлением одной только Аннушке – весь народ видел его, и этим же утром, как пронесся он, огненный весь, и на огненном коне, в направлении к станции, при чем видевшие сотворили при сем крестное знамение, но «по беззакониям нашим» крестное знамение силы не возымело. Говорили о том, что скоро пойдут отбирать святые иконы, и этой же ночью потревожены были многие граждане, под предлогом якобы незаконного винокурения, но это только отговорка, а на самом деле высматривали, не хранится ли где какая святость, чтобы первее всего эту святость уничтожить. Говорили, что вслед за отобранием икон и самые церкви будут превращены в конюшни, как при Наполеоновом нашествии.