Чрево Парижа. Радость жизни

Доктор и священник застали Шанто за игрой с кошкой; он катал для нее по столу бумажный шарик, сделанный из приложения к газете. Минуш лежала тут же, посматривая своими зелеными глазами. Она презирала эту незатейливую игрушку, подобрала лапки под брюшко и ленилась даже выпустить когти. Шарик подкатился к самому ее носу.

– А, это вы! – воскликнул Шанто. – Как мило, что вы зашли, а то скучно мне здесь одному… Ну как, доктор, ей лучше? О, я за нее не беспокоюсь, она в нашей семье самая крепкая, всех нас переживет.

Доктор воспользовался случаем, чтобы подготовить Шанто.

– Да, конечно, я не считал состояние таким уж серьезным… Но сегодня нашел, что она очень ослабела.

– Нет, нет, доктор! – воскликнул Шанто. – Вы ее совсем не знаете. Она на редкость вынослива… Вот увидите, через три дня она снова будет на ногах.

Он упорно отказывался понимать Казэнова в своем стремлении во что бы то ни стало верить в здоровье жены. Доктор, не желая напрямик говорить ему правду, умолк. Да и лучше было отложить разговор еще на некоторое время. К счастью, подагра не докучала Шанто сильными болями, только ноги не действовали, и его приходилось переносить с кровати на кресло.

– Если бы не проклятые ноги, – говорил Шанто, – я пошел бы взглянуть на нее…

– Смиритесь, друг мой, – сказал аббат Ортер, считавший, что его назначение – быть утешителем. – Каждый должен нести свой крест… Все мы в руках Господа.

Однако он заметил, что его речи отнюдь не успокоили Шанто, напротив, вызвали раздражение и даже тревогу. Тогда священник, будучи человеком добрым, сразу прекратил увещания и предложил Шанто более действенное развлечение:

– Хотите сыграть партию в шашки? Это вас немного рассеет.

Он сам достал из шкафа шашечницу. Обрадованный Шанто пожал руку уходившему доктору. Затем аббат и Шанто углубились в игру, забыв обо всем на свете. Тем временем Минуш, которую, видимо, раздражал бумажный шарик, лежавший перед ней, вскочила, одним махом отбросила его лапкой и принялась катать по комнате и кувыркаться.

– Привередница проклятая! – воскликнул Шанто. – Со мной она не пожелала играть, а теперь забавляется одна и мешает нам обдумывать ходы.

– Оставьте ее, – кротко возразил священник. – Кошки думают только о собственных удовольствиях.

Проходя опять через кухню и увидев раздавленного горем Лазара, по-прежнему сидевшего на том же месте, доктор Казэнов почувствовал глубокое волнение. Не говоря ни слова, он привлек своими ручищами Лазара к себе и обнял его как отец. В это время вбежал Матье, которого выгоняла Вероника. Он все время слонялся по лестнице и тихо, с присвистом скулил; звук этот походил на жалобный крик птицы; но едва дверь в комнату больной приотворялась, как пес начинал подвывать на самой высокой ноте так, что в ушах звенело.

– Пошел, пошел! – кричала Вероника. – Ты своей музыкой ее на ноги не поставишь!

Заметив Лазара, она добавила:

– Уведите его куда-нибудь! И мы от него избавимся, и вам полезно будет пройтись.

Это было распоряжение Полины. Она поручила Веронике выпроводить Лазара из дому, заставить его подольше погулять. Но Лазар отказался, у него не хватало сил подняться с места. Между тем собака легла у его ног и снова принялась скулить.

– Бедняга Матье, он уже немолод… – сказал доктор, глядя на него.

– Еще бы, ему четырнадцать лет, – ответила Вероника. – Это, однако, не мешает ему до сих пор, как угорелому, гоняться за мышами… Видите, у него нос ободран и глаза красные. Сегодня почуял мышь за печкой, целую ночь не сомкнул глаз, перенюхал и перерыл у меня всю кухню; у него еще и теперь, верно, горят лапы. Потеха, право! Огромный пес гоняется за крохотной зверюшкой! Впрочем, не только за мышами: любая малявка, все живое, что шевелится, – вылупившийся цыпленок, котята Минуш – все это до того будоражит его, что он не ест и не пьет… Иной раз часами лежит под диваном, где прополз таракан… А теперь он, верно, чует, что в доме творится неладное…

Она замолчала, заметив на глазах у Лазара слезы.

– Пойдите прогуляйтесь, мой друг, – сказал доктор. – Здесь вы все равно не нужны, а вам лучше побыть на воздухе.

Молодой человек с трудом поднялся с места.

– Идем, мой бедный Матье, – сказал он.

Проводив доктора до экипажа, он побрел с собакой вдоль прибрежных скал. Время от времени он останавливался, поджидая Матье, потому что пес и в самом деле очень состарился. Он плохо владел задними ногами и волочил по земле свои огромные лапы, шаркая, точно разношенными туфлями. Он уже больше не рыл ям в огороде и, если пытался ловить собственный хвост, сразу же в изнеможении валился наземь. Но больше всего уставал Матье, когда купался; стоило ему несколько минут побыть в воде, как он начинал кашлять и, растянувшись на земле, громко сопел. Теперь он шел по берегу, путаясь под ногами у хозяина.