Чрево Парижа. Радость жизни

– Я все обдумал, – проговорил он. – Ты лучше и умнее всех нас… Но я и теперь люблю тебя, как любил покойную маму.

У нее хватило сил ответить:

– Значит, дело уладилось, я очень рада.

Боясь упасть в обморок, Полина не решилась идти на кухню; она чувствовала, что вся похолодела и что лицо ее покрылось страшной бледностью. Не зажигая огня, она пошла обратно к себе, сказав, что забыла что-то наверху. А там, во мраке, ей показалось, что она задыхается и умирает, но слез не было. Господи, что она ему сделала, за что он так жестоко растравляет ее рану? Неужели он не мог согласиться сразу? В тот день Полина решилась и была во всеоружии сил, а теперь она ослабела. К чему было томить ее напрасной надеждой? Теперь ее жертва вдвое тяжелее, она теряет Лазара во второй раз, и это тем больнее, что ей казалось, будто он снова вернется к ней. Господи! У нее, право, есть мужество, но жестоко обрекать ее на такую пытку.

Все было улажено в мгновение ока. Вероника даже рот раскрыла от изумления, когда узнала новость. Этого она уж никак не могла понять. Решительно, после смерти хозяйки в доме все пошло вверх дном! Но больше всех эта развязка поразила Шанто. Обычно он ничем не интересовался и во всем соглашался с другими, лишь бы ему не мешали наслаждаться каждой минутой передышки от боли. Но, услыхав из уст самой Полины семейную новость, он заплакал. Глядя на девушку, Шанто сдавленным голосом, запинаясь, лепетал признания: это не его вина, он в свое время хотел поступить совсем иначе – и с деньгами, и со свадьбой. Но ведь Полина знает, что он бессилен. Тогда она обняла дядю и стала уверять, что сама уговорила Лазара жениться на Луизе по расчету. В первую минуту он не поверил; лицо его кривилось, и, глядя на Полину печальным взором, он повторял:

– Это правда? Ты правду говоришь?

Но, увидев, что Полина смеется, он быстро утешился и даже развеселился. Наконец он облегченно вздохнул; эта старая история лежала камнем у него на сердце, хотя он и не решался о ней говорить. Он расцеловал Луизу в обе щеки, а вечером за десертом припомнил даже игривую песенку. Но перед сном он с тревогой спросил Полину:

– Но ты ведь останешься с нами, правда?

– Конечно! – ответила та после минутного колебания, краснея за свою ложь.

Больше месяца ушло на улаживание разных формальностей. Тибодье, отец Луизы, сразу же принял предложение Лазара, своего крестника. Только за два дня до свадьбы между ними вышел небольшой спор: молодой человек наотрез отказался от должности директора одного парижского страхового общества, где банкир был самым видным акционером. Лазар заявил, что хочет прожить еще год или два в Бонвиле и написать там роман – свой будущий шедевр, а потом уже поедет покорять Париж. Впрочем, Тибодье только пожал плечами и дружески назвал своего будущего зятя дуралеем.

Свадьба должна была состояться в Кане. Последние две недели прошли в беспрерывной суете и в лихорадочных разъездах. Полина, стараясь забыться, повсюду сопровождала Луизу и возвращалась домой разбитая. Так как Шанто не мог выехать из Бонвиля, Полине пришлось дать обещание присутствовать на церемонии – она была единственной представительницей семьи Лазара. Приближение этого дня пугало ее. Накануне она все подготовила, чтобы не оставаться ночевать в Кане: ей казалось, что у себя в комнате, засыпая под шум любимого моря, она будет меньше страдать. Полина говорила всем, что здоровье дяди внушает ей опасения и потому она не может надолго отлучаться из дома. Напрасно сам Шанто уговаривал племянницу провести несколько дней в городе. Разве он так уж болен? Напротив, возбужденный мыслью о свадьбе, об ужине, на котором он не сможет присутствовать, Шанто решил потребовать у Вероники какого-нибудь запретного блюда – куропатку с трюфелями, например, хотя такое лакомство неизменно вызывало припадок. Несмотря на все уговоры, Полина объявила, что вернется домой в тот же вечер. Она рассчитывала, что тогда ей будет легче на другой же день уложиться и уехать.

Моросил мелкий дождь. Уже пробило полночь, когда Полина вернулась со свадьбы в старом рыдване Маливуара. Одетая в голубое шелковое платье, едва прикрытая легкой шалью, девушка дрожала всем телом, хотя руки у нее горели, и была страшно бледна.

В кухне она застала Веронику, заснувшую в ожидании барышни, уронив голову на стол. Яркое пламя свечи заставило Полину зажмурить глаза, широко раскрытые всю дорогу от Арроманша; они казались черными, словно до глубины наполненными мраком ночи. Полине с трудом удалось добиться нескольких слов от заспанной служанки: барин вел себя неблагоразумно, теперь он спит, никто не заходил. Полина взяла свечу и отправилась наверх. Холодно и жутко показалось ей в пустом доме, и ее охватило смертельное отчаяние, как будто темнота и безмолвие навалились ей на плечи невыносимой тяжестью.