Чрезвычайные обстоятельства

– Вот это рыба! Не чета нашим лаптям. Я в прошлом году поехал на рыбалку, смотрю, лещ поверху плывёт, косит на меня угрюмым глазом. Я его и жахнул веслом. А разделал – оказалось, в нем солитер. Личинок полно, солитер и выдавливал его на поверхность, не пускал в глубину. И это на севере – вон куда проникла зараза.

– Лещ – сорная рыба. Скандинавы в реках только окуня берут, а плотву и леща выбрасывают. Не в воду – в кусты, чтоб не размножался.

– Заелись товарищи капиталисты, – Скляренко вздохнул.

– Все равно есть можно, вареный и жареный лещ и с личинками не страшен, сырой, строганный уже опасен. – Васнецов расстегнул походную сумку и достал из нее бутылку водки. Как фокусник. – Держи!

Поставил бутылку на край стола. Бутылка была росистой. Скляренко не удержался, изумленно потрогал ее:

– Надо же! Холодная! У тебя что, в сумке холодильник?

– Секрет фирмы.

– Научи!

– Как-нибудь…

– Действительно факир, – неподдельно восхитился Скляренко, смахнул со лба противно стекающий пот; только прикоснувшись к холодному влажному боку поллитровки, он ощутил, как жарко в модуле – дышать нечем, – Факир?

– Это еще не все, – Васнецов пошарил в своей бездонной, хотя и очень аккуратной, небольшой на вид сумке, достал две пачки двадцатипятирублевок, крест-накрест перепоясанных банковской лентой, – эту бумагу с отпечатанной на ней типографской цифирью не спутаешь ни с чем, – забирай!

– Ого! – сказал Скляренко.

– Не ого, а ключи от храма божьего! Знаешь такой анекдот?

– Знаю!

– Тот белый порошочек оказался товаром высокого качества. Это гонорар!

Лицо у Скляренко вытянулось, глаза застыли – ему показалось, что он услышал шаги у самой двери. Стремительно выдвинув ящик, он смахнул туда обе пачки. Через несколько секунд его лицо обмякло – в коридоре никого не было.

– Нервы! – сказал Васнецов, с интересом глядя на подполковника.

– Афганистан, – оправдываясь произнес Скляренко, – пару раз привезешь мешки с изрубленными солдатами – руки до самой старости будут трястись.

– В отпуск тебе надо, – сказал Васнецов, – на юг, к морю, на шашлыки и фрукты. Все как рукой снимет.

– Вряд ли, – Скляренко поморщился, – Афганистан – проклятая мета, после него у человека все дырявое: сердце дырявое, печень дырявая, легкие дырявые, кишки дырявые, нутро сплошь дырявое.

– В отпуск тебе надо, – повторил Васнецов.

– Кто мне его даст, я всего полгода назад был.

– А ты попроси, – голос Васнецова сделался настойчивым, глаза обрели мягкий блеск, – я рекомендую. Вдруг отпустят? И с путевкой на юг, думают вопрос решится.

В Скляренко что-то дрогнуло, сжалось сиротливо, обиженно – о семье он часто жалел, что не всегда может купить платье дочке, пацану модные кроссовки, а второй половине золотую безделушку, до которых она всегда была охоча, и хотя вторая половина никогда ничем не попрекала его, все ясно было без слов – упреки он читал в ее глазах, – ему хотелось, очень хотелось втянуться в игру, обещающую, что у его жены никогда больше не будет попрекающих глаз, губы ее никогда не будут скорбными, старыми – ведь у нее такие молодые губы, и сама она молода, крепка, желанна, – и одновременно подполковнику показалось, что он из теплого помещения ступил на мороз раздетым.

Он, конечно, представлял, что такое наркотики и что бывает с теми, кого хватают за руку. Но… Во-первых, это случается только там, за океаном, – это все равно, что во сне или в одури, к нашей жизни не имеет никакого отношения, у нас ни наркотиков, ни людей, их употребляющих, нет, тьфу-тьфу-тьфу! – а во-вторых, никто его за руку не схватил. Есть еще и в-третьих: ведь насчет отпуска Васнецов недаром обронил фразу – пробросил ее, как мячик, с одного края поля на другой. Надо проверить, подать рапорт. Васнецов – человек со связями, влиятельный, ногой открывает те двери, перед которыми Скляренко с опаской задерживает дыхание. Есть и в-четвертых, и в-пятых. Но главное одно – ему надо держаться поближе к Васнецову.

– Никогда не думал, что это приносит такой доход, – неожиданно севшим, показавшимся ему чужим голосом произнес Скляренко и постучал пальцем до ящику стола, в который он смахнул деньги.

– И еще больший, – сказал Васнецов. Он что-то недоговаривал, утаивал, он словно бы проверял хозяина этого пенала – Скляренко кожей ощутил невидимые токи, исходившие от Васнецова, попробовал защититься, поставить блок, как в волейболе – не получилось, тут нужна была другая защита, а какая, Скляренко не знал и, поразмыслив немного, решил махнуть рукой – пусть у Васнецова, в конце концов, болит голова, а не у него.

– Бери еще, – сказал он Васнецову спокойно, почти бесцветно, – можешь взять даже целый мешок.

– Мешок мне не надо, – Васнецов словно бы отмахнулся от предложения, сделал легкий протестующий жест, улыбнулся чуть сожалеюще – слишком многое было сокрыто в его голосе, в жесте, в улыбке, – а вот в два пакета я, пожалуй, отсыплю.