Чтец

Хотя голова у Сефии болела, а глаза уже отказывались фокусироваться на страницах книги, она узнала этот свет. Она уже видела его, хотя он был не таким ярким и светился вокруг ожерелий, кошельков и яблок – того, что она когда-то украла. Книга источала тот же волшебный свет, но он был мощнее и глубже и наполнен более значимым смыслом. Она словно получила возможность заглянуть за звездное небо – туда, где таилось непознаваемое и непознанное.

Но потом свет исчез и Сефия осталась один на один с книгой. Когда она уронила ее на гамак, книга закрылась, и та строка, которую она только что прочитала, исчезла навеки. Сефия лежала, держась за голову, которая, не переставая, кружилась и кружилась. Деревья обступили гамак.

Сефия повторяла и повторяла прочитанные слова:

Это – книга.

Значки и слова были такими маленькими! Но в книге есть десятки других значков, сотни других слов – на той же самой странице. А на следующей странице – еще значки и слова. И на последующих – слова, слова, слова…

Переживая состояние, близкое к экстазу, Сефия увидела, что все в этом мире взаимосвязано и сцеплено в единое целое именно книгой. В ней, конечно же, есть значки, обозначающие каждую из звезд на ночном небосклоне, каждую песчинку на морском берегу. Есть слова, обозначающие дерево, камень, реку. Есть и слово дом. Так ли красивы эти слова на страницах книги – как красивы они, когда слетают с уст и кружат в воздухе?

Она знала, что должна понять их все. Все знаки. И все слова. На всех страницах этой не имеющей конца и начала книги. Потому что тогда она наверняка поймет символ, начертанный на обложке, и узнает, почему забрали Нин, почему умер ее отец и кто во всем этом виноват.

* * *

Библиотека была встроена в склон горы, обращенный к островерхим гранитным скалам и долине, обрамленной древними ледниками. С ближайшего утеса с грохотом срывался водопад, питавший ревущий поток, мчащийся по дну лощины. В недавние века вечнозеленые деревья устремляли свои кроны вверх по скалистым склонам; сейчас же пейзаж украшали лишь голые вершины гор.

В тот день небо было поразительно голубым, и только среди горных пиков притаились пушистые облака. В такие дни Лон не хотел заниматься уроками, мечтая о том, как бы здорово было полежать на траве или побродить среди скал в поисках суккулентов и армерий.

В конце концов, ему всего четырнадцать, а Эрастис, Главный библиотекарь, такой старый! Ладно, поправил себя Лон, ему, наверное, не больше пятидесяти, но время, проведенное в Библиотеке, его окончательно состарило. Плечи и спина сгорблены, а годы, просиженные над манускриптами, наградили близорукостью. Теперь ему приходится носить тонкие очки с полукруглыми стеклами, и если ты невнимателен на уроке или замечтался, он посмотрит на тебя поверх этого приспособления взглядом суровым и осуждающим.

Когда Эрастис шел по коридору библиотеки, его развевающаяся бархатная мантия со свистом рассекала воздух, и Лон был уверен, что тот и спит в этом одеянии, потому что часто видел его ночью, между библиотечными стеллажами, с листом пергамента, который Эрастис бережно держал двумя пальцами.

Резкий стук вывел Лона из раздумий. Эрастис постукивал по доске кончиком длинной палки. По плану они должны были работать над правописанием и произношением, хотя Лон находил эти уроки скучными.

Темой урока была буква T.

– Ти, – подсказал библиотекарь.

– Ти, – повинуясь чувству долга, отозвался Лон. Кончик его языка скользнул по альвеолам.

Улыбка медленно разлилась по лицу Эрастиса. Он склонил голову, словно вслушивался в звуки музыки.

– Замечательно, а теперь буква H. Повторяй: эйч.

– Эйч.

Следом шла буква I.

– Ай, – произнес Лон, с надеждой глядя на парник, устроенный к северу от библиотеки. Стеклянные стены и потолок парника преломляли свет подобно призме. – Давайте прекратим, учитель! Я ведь все это давно знаю. Это чепуха.

Главный библиотекарь сурово посмотрел на Лона поверх края очков.

– А ты можешь прочитать предложение так же быстро, как его говоришь? – спросил он. – И даже быстрее?

– Нет, учитель.

– Если бы не мы, ты бы даже не знал, что эта, как ты говоришь, чепуха существует. И вместе со всей Келанной влачил бы жалкое существование безграмотного человека. Да знаешь ли ты, сколько людей хотели бы быть на твоем месте и заниматься этой чепухой?

Правильным ответом было бы: ни одного. Никто из жителей этой страны даже не подозревал, что существует письменный язык. А разве можно хотеть того, что для тебя не существует? Но Лон принял замечание библиотекаря и промолчал.

Вертясь в своем кресле, Лон рассматривал зал, его куполообразный потолок, витражи и балконы, охраняемые бронзовыми скульптурами прошлых библиотекарей. На стенах и мраморных колоннах висели электрические лампы, которые все еще поражали Лона своей таинственной способностью разливать по Библиотеке море золотого света.