Чтиво

— Нужен предлог для вторжения в Западную Злабию. Титыч и так уж непристойно богат — в основном казино, плюс кое-какие телекоммуникации и СМИ, — но газовое месторождение перевело бы его в высшую лигу Вначале он испробовал более достойные пути, чтобы заручиться международной поддержкой. Может, вы заметили кампанию против нарушения прав человека в Западной Злабии? Не сработало. Напротив, рейтинг его снизился, поскольку, согласно нашим опросам, девяносто шесть процентов американцев не слышали о Злабии вообще, а восемьдесят один процент тех, кто слышал, не отличает Западную от Восточной. Вообразите, как ему неймется захапать месторождение, если он решился инсценировать покушение. Пули-то, они кусачие.

— Тогда почему вторжение не состоялось?

— Потому что он струсил. Учтите, до падения Стены мы подпирали этаких молодчиков, которые служили буфером между нами и Советами. И они невесть кем себя возомнили. Титыч полагал, что во всякой потасовке ему обеспечена наша поддержка. Однако мы дали ясно понять, что не желаем вляпаться в очередную войну ради того, чтобы он набивал карманы.

— Значит, в «Кровавых глазах» не было шифровки?

— Была, но пустышка — проверка связи. Мы хотели посмотреть, сгодится ли ваш бренд для будущих операций. Он себя оправдал. Результат блистательный.

— Но я же все исковеркал…

— Что исковеркали?

— Сбил метку — «одним плавным движением».

— Это не метка.

— Как?

— Вот так.

— А что было меткой?

— «Рухнул на колени, хватая ртом воздух».

Пфефферкорн расстроился, что столь избитый оборот проскользнул сквозь сито.

— Но как вы могли знать, что я возьму рукопись? — спросил он.

— Могли. Мы изучили вашу биографию начиная с семидесятых годов. Выявился духовно нищий и вечно безденежный тип, попеременно склонный к самовозвеличиванию и самоуничижению, поверивший, что более успешный приятель считает его превосходным писателем. Идеальный шторм эгоцентризма и алчности. Как я уже сказал, дебют ваш был многообещающим. Мы собирались всерьез начать вашу раскрутку, как вдруг из-за бюджетных сокращений лишись сорока процентов нашей резидентуры, причем в Злабии не осталось агентов вообще. Представляете? В одночасье тридцатитрехлетний труд псу под хвост. — Пол горестно покачал головой. — Политика.

— А как сюда вписывается «Кровавая ночь»?

— Титыч пронюхал о сокращениях. Видимо, от Сейвори. И подсуетился, чтобы до отзыва агентов через старика подсунуть вам липовую шифровку…

— «Кровавую ночь».

— Именно. Сайонара, Драгомир Жулк.

— Короче говоря, — сказал Пфефферкорн, — Титыч заставил Сейвори заставить меня заставить издателя заставить ваших агентов сделать за него всю черную работу?

— Он смекалист, спору нет. Напрямую с агентами мы не связываемся. Только через метки. Подлинную шифровку от подложной не отличить. Мастерский ход. Жулка нет, некому рулить. А желающих полно — разумеется, партия, а также анархо-энвайронменталисты, троцкисты, хомскисты, [12]нигилисты-пацифисты и сторонники открытого программного обеспечения. Налетай — подешевело. Восточным злабам осталось только выбрать подходящее время, чтобы в ритме вальса пересечь границу.

Пфефферкорн потер виски.

— Ну а кто похитил Карлотту?

— Некие «Маевщики-26». Западнозлабские контр-контрреволюционеры. Третье поколение бескомпромиссных, во времена перестройки взращенных на строгой диете дезинформации. Считают себя последним оплотом коммунизма и недовольны пассивностью Жулка, хотя, как ни смешно, именно его пропагандистская машина их породила. Увидели, что Титыч собирает войско, и полезли в драку. А пороху маловато. Вот чего они хотят.

Пфефферкорн задумался.

— Верстак.

Пол кивнул:

— С большой буквы. Шифровальная программа. Закладываешь исходный текст и получаешь блокбастер, укомплектованный посланием. По нашей рабочей версии, в доме они искали именно Верстак. Конечно, не нашли — после смерти Билла мы дистанционно его уничтожили. Тогда они захватили Карлотту.

«А ведь это я настоял, чтобы она осталась дома, — подумал Пфефферкорн. — Пошла б на встречу, ничего бы не случилось».

— Надо ее вытащить, — сказал Пол. — Слишком большая ценность, чтобы ею разбрасываться.

Подобная бухгалтерия Пфефферкорна покоробила.

— Она тоже агент?

— Один из лучших. Соавтор оригинальной программы литшифрования.

— И вы собираетесь отдать Верстак?

— Еще чего. Смеетесь? Тогда они смогут создать бездонный запас остросюжетных бестселлеров. И получат доступ к нашим тайным арсеналам, рассредоточенным по всему миру. — Пол помолчал. — В том числе к десяткам ядерных.

— О господи.

— Мы отдадим эмулятор. Книга будет выглядеть достоверно, но шифровка окажется белибердой. Ваше задание — всучить липу.

Наступила тишина.

— Почему они выбрали меня? — спросил Пфефферкорн.

— Я надеялся, вы мне растолкуете.

Пфефферкорн покачал головой.

— Нарушение всех правил, — сказал Пол. — У вас же никакой подготовки.

— Слабо сказано.

— По мне, лучше послать спецназ.

— Да уж куда как лучше.

Пфефферкорн посмотрел на карту, испещренную непроизносимыми сочетаниями согласных.

— А если я откажусь?

Пол промолчал. Ответа и не требовалось.

Пфефферкорн взглянул на него:

— Кто вы?

— Свой.