Чтиво

Доселе Пфефферкорну не доводилось так много один на один общаться с зятем. Пол (прочие агенты называли его «оперком») сбросил личину бухгалтера-увальня и на ежедневных летучках представал смекалистым, решительным и циничным малым из когорты тех молодых умников-патриотов, кто запросто готов вовлечь свою страну в пагубную чужую войну. Его манера говорить недомолвками внушала уверенность и одновременно пугала.

— Вы ее любите? — спросил Пфефферкорн.

Пол отвернулся от экрана, на котором был представлен график девальвации западнозлабской валюты в 1983 году. Помолчав, он выключил лазерную указку.

— По-моему, мы все уже выяснили.

— Хочу еще раз услышать.

— Люблю.

— Сильно?

— Для составления полного отчета потребуется некоторое время.

— Как скоро вы сделали ей предложение? Через шесть месяцев?

— Через девять.

— А до того? Сколько времени шла обработка?

— Люди женятся по самым разным причинам, — сказал Пол.

Пфефферкорн промолчал.

— Всем сердцем ее люблю, — сказал Пол.

— Кто знает.

— Но раньше-то знали.

— Нет.

— Тогда вы ничего не потеряли, а только приобрели, поскольку я раскрыл карты.

Пфефферкорн промолчал.

— Не забудьте Карлотту, — сказал Пол.

— Я помню.

— Все это ради нее.

— Знаю.

Помолчали.

— Что на самом деле произошло с Биллом? — спросил Пфефферкорн.

— Несчастный случай на воде, — сказал Пол.

Напольные часы прозвонили.

— Вам пора на урок. Вибвиана говорит, вы делаете успехи.

Четырнадцатый год злабского отрочества стал вехой несчастий: от глистов умер умственно отсталый, но горячо любимый старший брат, сосед-злыдень палкой насмерть забил любимую козочку, Пфефферкорн завалил годовой экзамен по «Василию Набочке» и потерял невинность с пожилой проституткой, удостоившись ее язвительных насмешек, ибо извергся еще до проникновения. Зато выучил сослагательное наклонение.

— Чувствую себя пустышкой, — сказал Пфефферкорн.

— Что и требовалось.

66

Накануне отъезда наставники устроили Пфефферкорну выпускной бал. Вибвиана играла на гармони и пела народные песни из «Василия Набочки». Вдребезги пьяный Сокдолагер полез к ней целоваться. Пфефферкорн заехал локтем ему под дых, отчего здоровяк рухнул на колени, хватая ртом воздух. Пфефферкорну аплодировали, отметив изрядную плавность его движения. Гретхен украсила его рубашку искрящейся золотистой наклейкой в виде метеора с надписью «Суперстар!».

Наутро Пфефферкорн проснулся в безлюдном доме. Впервые за все время выдалась спокойная минутка, позволившая задуматься о предстоящем испытании. Несмотря на тщательную подготовку, никто, даже Пол, не мог уверенно сказать, что с ним произойдет после пересечения границы Западной Злабии. Пфефферкорн понял, что лихорадочный график занятий преследовал двойную цель: натаскать для тяжелой секретной работы в зоне зреющих боевых действий и отвлечь от размышлений о том, что он вряд ли вернется живым.

Послышался гул подлетающего гидросамолета.

Пфефферкорн взял сумку на колесиках и прошел в кухню. Сложив ладони ковшиком, попил из-под крана — быть может, в последний раз. Потом вытер руки о штаны и пошел на причал.

Гидросамолет клюнул носом, дважды подскочил на озерной глади и, приводнившись, подрулил к мосткам. Пфефферкорн не шевельнулся. Лететь вовсе не хотелось. Было страшно, одиноко и похмельно. Однако признаться в этом он не мог. Его задание не допускало слабой кишки, но требовало мужества. Пфефферкорн вперился в небо. Тяжелым взглядом человека, тяжело утверждавшегося в тяжелых истинах. В душе его происходили тяжелые перемены. Тяжелым движением он сорвал с рубашки золотистую наклейку и отдал ее ветерку. Отныне все лычки надо заслужить. Пфефферкорн стиснул ручку сумки и решительно зашагал навстречу судьбе.

4 ДХИУОБХРИУО ПЖУЛОБХАТЪ БХУ ЖПУДНИУИУИ ЖЛАБХВУИ! (Добро пожаловать в Западную Злабию!)

67

Отель «Метрополь» смахивал на состарившуюся актрису, которая не желает признать, что вышла в тираж, и упорно терзает публику, появляясь в ролях «инженю». Королей и властителей, сто пятьдесят лет назад нежившихся в постели примы, сменила череда аппаратчиков, шпиков, репортеров и сомнительных типов, а набеленный фасад, некогда кокетливо смазливый, покрылся налетом сажи. Прислуга, не уведомленная о новой пьесе, по-прежнему щеголяла в малиновых ливреях, а истасканных шлюх, слонявшихся по вестибюлю, на полном серьезе величала «мадам».

Портье зарегистрировал фальшивый паспорт Пфефферкорна.

— Великая почесть оказать вам гостеприимство, мсье Ковальчик.