Что берешь в дорогу

Не этим ли вызвана и Ольгина перемена? А перемена разительная: стала Люда выдвигать из электрической печи лист с песочным печеньем, а Ольга тут как тут: «Людочка, помогу!»

Надо бы ответить «спасибо» — не смогла. Язык не поворачивается. А Ольга не фыркнула, не обиделась. Подошла, тронула за руку.

— Ну, не дуйся, ради бога. Прости, виновата. Дура я невыдержанная.

Не откликнуться, промолчать было уже невозможно, Люда, не глядя на нее, выдавила:

— Хорошо, не буду.

А потом Ольга чуть ли не силой (пока между выпечками было немного времени) вытянула Люду второй этаж — перекусить. Диетический зал был закрыт, пошли в общий.

Люда сама расплачивалась. За себя и за Ольгу. Та хотела свою рублевку сунуть, но Люда металлическим голосом сказала кассирше:

— Деньги возьмите у меня. — И тише, для Ольги, впервые взглянув на нее, добавила: — Я должна за обед. Помнишь?

Столик Ольга выбрала подальше от людей. Сели.

— Ну, Людмила, — протянула она руку, — заключаем мир?

Люда слабо усмехнулась:

— Я бы предпочла мирное сосуществование.

— Будь по-твоему. — Ольга пожала ее руку. — И на это согласна. Все равно ж — мир.

— Ты что, про собрание узнала? — напрямую спросила Люда. — Так забеспокоилась. Мир предлагаешь.

— А что собрание! — покривила губы Ольга. — Не в первый раз. Посидят, поговорят.

— Но собрание-то по выводам комиссии.

— А! — Ольга выплюнула подгоревший кусочек картофеля. — И это было. Ораторы известные. Вокруг, да около, да вообще.

— Не думаю. Раз обнаружили недовес… И качество… Вряд ли обойдется «вокруг да около».

— Обойдется, — сказала Ольга и положила вилку. — У всех грешки. Друг за дружку держаться надо.

— У всех? — Люда сделала большие глаза. — Не верю! Какие грешки? Разве плохо работает Клава Селезнева? Разве чего берет?

— Клава! — Ольга засмеялась. — Как рыба молчать будет. Почему? А кто ей помогает доставать путевки в Трускавец? Думаешь, легко доставь? А Маргарита Васильевна — пожалуйста. Три года подряд Клавка ездила. Так что ей дороже — языком побренчать или свое здоровье? Аньку Денисову возьми. Она хоть и комсомольский групорг, а станет речи толкать? Не станет. Три месяца билась — не могла Дениску своего в садик устроить. А Маргарита Васильевна позвонила — и Дениска там. С бассейном садик. Кончина о квартире хлопочет, тоже надеется, что Маргарита Васильевна поможет… Говорю же тебе: друг за дружку надо держаться. Сыты, в тепле, зарплата идет… А на свадьбу, — Ольга наклонилась к Люде и доверительно шепнула: — Маргарита той же Денисовой — сапоги югославские, в коробке, лентой перевязаны. Вот так!.. Ну, а сама-то о свадьбе думаешь?

Люда поджала губы.

— С чего ты взяла? Может, ничего и не будет.

— Что же так? Поссорились?

— Не совсем, но…

— Пустое! Милые ссорятся — только тешатся. Не бойся: сделает тебе предложение, сделает. Куда денется. Квартирка у тебя хорошая, сама еще лучше. Мать пока в силе, детеночка будет вам нянчить. И жена при сладком деле. Где еще такую найдет!

А Люде снова стало обидно. Слушает эти льстивые бесстыдные речи и будто согласна, будто все-все забыла и простила Ольге. А та и рада, распелась соловьем, хоть бы чуть постеснялась! Неужели с Маргаритой Васильевной сговорилась?

— Ты это все от себя говоришь? — мрачно спросила Люда.

— От кого же еще!

— Не знаю. Может, советчики у тебя.

— Нет, Людочка, — отчетливо выговорила Ольга, — тут никого не впутывай. Что говорю — все мое. Выстраданное. И буду бороться за это. Как умею. И опять хочу остеречь: под меня не рой. Или как все работай, или уходи. Только не пожалеешь ли потом?

Заметив, как вновь помрачнела помощница, Ольга добродушно улыбнулась, потрепала ее по плечу.

— Бука. Надулась. Ну полно. — И на цыганский лад добавила: — Ждет тебя, красавица, король бубновый, будет у тебя сердечный разговор, хлопоты счастливые и дальняя дорога. Поняла, какая дорога-то? Свадебное путешествие…

Будто и впрямь Ольга умела гадать! В девятом часу пришла куда-то отлучавшаяся бабка Ковалиха в громко от дверей сказала:

— Белова! Людмила! Мужик молодой там спрашивает тебя. На улице. Выйдь — чего ему надо?

Люда, месившая для печения крутое тесто, растерялась, поглядела на выпачканные руки.

Ольга подмигнула:

— А ты боялась! Явился, не запылился… Не суетись. И, знаешь, давай собирайся-ка совсем. Что поделаешь — жених пришел, поработаю за тебя. С начальством я договорюсь.

— Нет, а как же…

— Давай-давай! Прихорашивайся, марафет наводи. А я сама тут управлюсь, дела немного.

— Ну, спасибо. — Люда взяла, косметичку, пошла в умывальную комнату. Когда она вернулась, Ольга, расположившись за столом, уже домешивала тесто.

— А если, — она подошла к Люде, — необходимость какая случится, мало ли что, и завтра не приходи. Потом отработаешь… Маргарита Васильевна — человек, войдет в положение. Ну, давай-давай, ты какая-то неживая. Небось заждался там. Они, мужики, хоть и рыцари, с одной стороны, но долгой жданки не любят, норов начинает душить их.