Что было, что будет, чем сердце успокоится

– Юрий Николаич, зайди!

Не успели мы с подружкой и слова вымолвить, как на пороге возник незнакомец – лет сорока, среднего роста и весь какой-то неприметный – и, бесшумно закрыв за собой дверь, улыбнулся нам с Ленкой. Улыбка его мне понравилась, но настороженное недоумение, возникшее при его появлении, тем не менее не исчезло. Что ещё Петровна задумала? И кто этот мужчина?

– Знакомьтесь, девочки, это Юрий Николаевич Иванов, мой старинный друг и очень хороший человек.

– Знавали мы уже одного такого Иванова… – ворчливо пробормотала Ленка, окинув вошедшего неприязненным взглядом. – Теперь вот расхлёбываем… Да, Тань?

– Добрый день, Юрий Николаевич! – подчёркнуто вежливо произнесла я. – Извините мою подругу, она просто очень переживает за меня.

– Я её очень хорошо понимаю, Татьяна! Я бы тоже на её месте…

Тут он вдруг смутился, покраснел и поспешно обратил лицо к Петровне. За поддержкой, видимо. За Петровной дело не стало.

– Девочки! – строго сказала она. – Юрий Николаевич – мой лучший ученик, и если кто способен в этом городе нам помочь, так только он!

– Ученик? – удивилась я. – А вы разве в школе преподавали, Агафья Петровна? Я не знала…

– В школе милиции, – пояснил мужчина, переводя взгляд почему-то на Ленку, хотя вопрос исходил от меня.

– Ах, в школе милиции! – обрадовалась подруга. – Вы-то нам и нужны, Юрий Николаевич! У нас тут такие дела творятся, только профессионалы и смогут разобраться. Ведь вы хороший профессионал, правда?

– Самый лучший! – возвестила Петровна, положив руку на плечо гостя. – Моя гордость! Да что там – гордость всего Арбузова!

– Ну что вы, Агафья Петровна… – опять смутился Иванов.

– Если бы вы знали, девочки, сколько наград у этого скромного юноши!

– Агафья Петровна!

– Своих героев страна должна знать в лицо! – сурово отрезала Агафья. – Так вот, Танечка, я взяла на себя смелость ввести Юру в курс дела, и он разделил со мной моё возмущение, а также пообещал, что поможет нам восстановить справедливость! Могу сказать вам одно: стоящий перед вами человек никогда ещё не нарушал своего слова! Слышите вы? – никогда!!

– Значит, вы сможете мне помочь, Юра? Это правда? – тихо произнесла я, опускаясь на табуретку. Ноги мои почему-то сделались ватными. – И вас не испугает, что в дело замешан самый… самый могущественный и опасный человек нашего города?

– Меня может испугать только одно, Татьяна… – он, наконец, посмотрел на меня, и взгляд его был так странен, но, в то же время, так однозначен, что я сразу же поняла причину его смущения. – Только одно… Видеть вас несчастной!

– Ой, – пискнула Ленка, до которой тоже дошло.

– Леночка, деточка, а ты мне покажешь, где у вас тут уборная? – после долгой и весьма красноречивой паузы воскликнула прямолинейная Петровна. – А Татьяна пусть пока все детали Юре прояснит…

И, не слушая ничьих возражений, она потянула озадаченную Ленку за собой. Взгляд, брошенный на меня напоследок, вызвал во мне улыбку. Ох, Петровна, бесхитростная твоя душа!

Глава 29

После столь стремительного побега в комнате повисла неловкая тишина, во время которой наш гость, боясь встретиться со мной взглядом и, в то же время, явно желая это сделать, рассматривал томик Цветаевой, бездумно переворачивая страницы одна за другой.

– Скажите, Юрий Николаевич, – первой не выдержала я, – вы ведь наверняка обдумывали эту ситуацию, прежде чем прийти сюда – как вы полагаете, хоть какая-то надежда у меня имеется? Я сейчас даже не столько о признании собственных прав говорю, сколько о… наказании преступного сговора. Мне очень важно, понимаете, чтобы эти люди поняли, чтобы до них дошло, что… что они со мной сделали!

– Таня… – охрипшим голосом откликнулся гость и, осторожно положив книгу на стол, откашлялся. – Если говорить о законной части этого вопроса, то могу вас уверить, что доказать их причастность к преступлению будет хоть и весьма трудно, но возможно. Обещаю вам, что приложу к этому все свои знания и возможности! Но вы, кажется, имели в виду сейчас больше моральную сторону проблемы? Осознание вины и, возможно, раскаяние, так? Вижу по вашему лицу, что именно это беспокоит вас больше всего. Что я могу на это сказать… Мой опыт, а также некоторое знание психологии уверяют меня, что люди такого положения, как господин Пирамидов, редко склонны к признанию своих ошибок, а, тем более, к покаянию. Я понимаю, вам неприятно это слышать, ведь за это время вы, скорее всего, прониклись к своим похитителям некими чувствами…

– Я презираю и ненавижу их! – процедила я сквозь зубы.

– Да, вот об этом я и говорю, – вздохнул он. – Вы наверняка слышали о так называемом Стокгольмском синдроме. Конечно, к вашей ситуации его можно применить с большой натяжкой, но всё же некоторые общие линии прослеживаются. Таня, скажите мне честно: самое главное, что вы сейчас чувствуете – не презрение, и даже не ненависть, а уязвление своих чувств? Вам кажется, что люди, которым вы прежде доверяли, предали вас? Ведь именно это вас гложет, правда же? Как будто вы узнали, что ваш любимый человек вам изменяет…

– Юрий Николаевич! – у меня перехватило дыхание.