С нетерпением жду доклада о первом взлете. Ждут его и в Москве. Для меня сейчас очень важно выпустить первый самолет. Любой! Им обозначится начало взлета полка. Как и ожидал, в считаные минуты пошел не головной, а самый шустрый. Молодец! На память и в благодарность часы получит. Путалась очередность еще некоторое время, но не беда – кривоносовцы настолько опытны и умелы, что, вписываясь в замкнутое кольцо вокруг Праги, все окажутся на своих местах.
Кого и насколько они «забили», сказать трудно. Во всяком случае, никакого противодействия в воздухе советской авиации оказано не было. Да это и без наших стараний не предвиделось.
Отдежурив на кругу предписанные два часа, полк благополучно вернулся на свой аэродром.
Слава богу, ему не пришлось садиться на чешских. Уже тогда было известно, что тамошний народ своих «освободителей» встречает не с цветами.
Летная повседневность состояла из тысяч вопросов и загадок, над которыми, прежде чем затевать полеты, ломали голову командиры и штабы. Как на аптекарских весах взвешивались наши, мягко говоря, скромные материальные ресурсы, которыми, как библейской буханкой, нужно было «накормить» всех – и летчиков основного боевого состава, чтоб не утратили летных навыков, да еще кое-что «отщипнуть» от них и дать налетаться молодым экипажам, втащить их поскорее в строй.
Не только в Англии и Штатах, где есть авиация, аналогичная нашей, но и в других развитых странах летчики в год налетывают раза в два больше, чем мы. Таковы общепринятые, в том числе и в советской авиации, наукой и опытом подтвержденные нормы. Но… дело тут не только в срезанных лимитах топлива, больше которых наше государство просто не в состоянии было отпустить, а и в не менее ограниченных технических ресурсах самолетных систем, особенно двигателей. Двойной годовой налет, если бы нас и одарили горючим «по потребности», непременно приковал бы вскоре немалую часть боевой авиации к аэродромным стоянкам. Так уж мы оказались рассчитанными – на пределе возможного. И выше приподняться нам было не дано. В сущности, такая экономия больше напоминала расточительность. Растягивался, захватывая целые годы, ввод в строй молодых экипажей, расходовавших на свое становление материальных средств, как нетрудно понять, куда больше, чем предусматривалось нормами; на «голодном пайке» держалась тренировка опытных летчиков, а малые ресурсы двигателей только увеличивали потребность в их количестве, вгоняя государство в жестокие расходы на новые поставки этих дорогостоящих «самолетных сердец». Снятые же движки шли на перечистку и снова возвращались к нам, да только всякий раз с еще более коротким ресурсом с неустранимыми следами подношенности. Но были у нас крепкие командиры и хорошие инструктора. Они умели умно работать и выходить из трудных положений. И я не скажу, что наш летный состав владел техникой пилотирования и мастерством боевого применения, хоть в чем-то уступая (без иностранной информации мы не сидели) выучке аналогичной авиации других видных держав.
Планомерность летной работы перемежали крупные, московского калибра учения, порой увлекавшие в свою орбиту если не весь состав соединений, то их значительную часть. Министерские, носившие при Малиновском скоротечный, в жестком противоборстве высокодинамичный, но как бы ограниченный по задачам характер, с приходом Андрея Антоновича Гречко раздались в масштабах, приобрели тяжеловесность и некую грозную эйфорию несокрушимости силы нашего оружия, переросшую в более позднее, устиновское время в помпезные зрелищные демонстрации. Поначалу шли долгие, до блеска, репетиции, потом – показ, который, собственно, и был учением, а под конец – парад; с речами, салютами и оркестрами. Случалось, учения завершались в Кремле раздачей полководческих орденов – Суворова, Кутузова… Без публикаций, конечно, так скромнее. Теми, особого статуса, драгоценными звездами в Великую Отечественную награждались советские полководцы и их соратники за выдающиеся победы над немецко-фашистскими захватчиками в кровавых битвах фронтовых и армейских операций. Новые популяции крупных военачальников, коим в те годы такие награды, по причине незначительности чинов, а то и малолетству, были недоступны, наверстывали вожделенное на учебных полях и полигонах. С Леонидом Ильичом по этому вопросу договориться было нетрудно.
Главкомовские же авиационные учения выглядели куда строже и серьезнее, отличались высоким напряжением, непредсказуемостью событий, остротой и сложностью динамики боевых действий и непременно втягивались в столкновение с войсками ПВО, где главной нападающей силой всегда выступали дальние бомбардировщики. Еще до подъема в воздух начиналась «тайная война». Пэвэошники стремились во что бы то ни стало проникнуть к нашим заявкам на предстоящие маршруты и овладеть планом налета. Мы же старались всеми силами не допустить раскрытия наших «коварных» замыслов и изобретали всякие отвлекающие маневры. Ликовал преуспевший. Все остальное почти не имело значения, игра была сделана, и выводы можно было писать заранее.