Что делать, если ребенок не хочет…

Моя племянница пошла в детский сад в три года и девять месяцев. В первый день она поднялась рано утром, вся сияющая. Мы одели ее и бодро сообщили, что настало время отправляться в детский сад. За несколько недель до этого мы водили ее туда, и она прекрасно провела время. Аллочка восприняла это известие с большим энтузиазмом и даже стала что-то взволнованно лепетать. Когда мы вошли в садик, то подумали, что все складывается очень здорово: там повсюду веселые детишки забирались на различные гимнастические снаряды, карабкались вверх, скакали и прыгали. Улыбаясь от удовольствия, наша малышка устроилась на качелях среди других детей. Она настолько погрузилась в игру, что едва обратила внимание, когда мы попрощались с ней и ушли.

«Это же просто чудесно! – думали мы. – Совершенно никакого беспокойства при расставании!» Все оказалось намного проще и легче, чем мы ожидали. Наверное, мы ее очень хорошо подготовили, с чем мы себя и поздравили.

На следующее утро мы разбудили Аллу и сказали, что пора собираться в детский сад. На этот раз вместо радостного прыжка из кровати она закричала: «Нет!», и мертвой хваткой вцепилась в перекладину кровати. После десятиминутной борьбы нам, наконец, удалось оторвать Аллочку от кровати и втолкнуть в одежду. Когда мы пришли к садику, нам пришлось практически тащить ее в помещение, а затем и в раздевалку.

Что крылось за этим сопротивлением? Очевидно, она думала, что все прежние разговоры о детском садике и наши посещения его летом были подготовкой к однодневному событию. Она побывала там, весело провела время, и этим дело закончилось. Она совершенно не собиралась делать все это снова! Мы не предупреждали ее, что это будет на следующий день и во все дни недели! В этот раз, когда мы попрощались с ней, она бросилась на пол и стала колотить по нему руками и ногами. Успокоить ее было невозможно.

Мы стояли, ошеломленные и совершенно беспомощные, не зная, что делать, убежденные только в одном: мы не можем оставить ее здесь в таком состоянии. Однако воспитательница Аллочки, наблюдавшая всю эту сцену, не сомневалась в том, что следует предпринять. «С ней все будет прекрасно, – заверила она нас, – Попрощайтесь и быстро уходите, она тут же встанет. Так бывает всегда».

Нас проводили в другую комнату, организованную специально для родителей, не желающих оставить плачущего ребенка. Здесь нас ожидала директор детского сада, которая сказала нам, что мы можем обойти здание с обратной стороны и осторожно наблюдать за нашей малышкой через затемненное окно.

Мы сделали это и увидели, что Аллочка уже не лежит на полу, а стоит у мольберта, одетая в халатик. Она была хмурой, но усердно рисовала. Успокоенные тем, что все будет хорошо, мы отправились на работу.

Когда мы забирали ее вечером, она взяла с собой рисунок. Мы ахали и охали, называя его шедевром (он и на самом деле был таковым; мы сохранили его для нее и собираемся хранить всегда).

Но на следующее утро все повторилось. На третий день было не лучше. Каждое утро нам приходилось отрывать Аллу от кровати, с борьбой готовить к выходу и вести в детский сад. И каждый раз – протесты и рыдания. И каждый раз, когда мы подглядывали через затемненное окно, видели, что через минуту-другую, полагая, что мы уже ушли, наша малышка вставала, шла к своему мольберту и принималась рисовать.

В конце первой недели мы всерьез задались вопросом: готова ли она посещать детский сад? Может быть, все же стоит забрать ее оттуда и подождать, пока она все больше привыкнет к этой мысли… Эта ежедневная драма и борьба не идут ей на пользу…

Охваченные смущением и беспокойством, мы не замечали очень слабых, но совершенно определенных признаков некоторого улучшения. С каждым днем она протестовала все меньше и все меньше плакала. К середине второй недели, просыпаясь по утрам, Алла больше не плакала, а в конце этой же недели, отправляя ее в классную комнату, мы вдруг осознали, что, прощаясь с нами, она не пролила ни слезинки. В конце третьей недели она уже улыбалась по утрам, а к концу четвертой всем, кто ее спрашивал, говорила, что любит свой детский сад.