Что движет Россией

Чтобы сдерживать революционное движение и надзирать за ним — а такое движение административному аппарату видится повсюду, — создана всеобъемлющая система шпионажа, тайной слежки, доносительства. Государственный аппарат использует немало платных агентов, которые должны «наушничать» за тем, что происходит в различных кругах. Однако шпиона от провокатора отделяет всего один шаг. Очевидно, что шпиону, желающему добыть больше информации о людях, которых он считает революционерами, легче добыть эти сведения, если он выдаст самого себя за революционера. В результате шпион с легкостью превращается в агента-провокатора, и люди, знающие, что в их среде есть шпионы и провокаторы, никогда не могут чувствовать себя в безопасности. И это ощущение, что — кем бы вы ни были и где бы вы ни были (ведь на вас в любой момент может быть состряпан донос, исходящий из той самой среды, в которой вы живете) — вы никогда не можете чувствовать себя в безопасности, постоянно и все больше подпитывает недовольство. Угаснуть недовольству не дает не столько то, что реально происходит, сколько то, что может произойти — опасность, нависшая над каждым. Здесь, как и в других случаях, речь идет о вмешательстве в жизнь людей, которое вызывает у них гнев.

Пока все, что я писал, касалось Великороссии, но сказанное еще в большей степени относится к Украине, Польше, Кавказу, Прибалтийским губерниям и Финляндии.

В этих землях произвол местной администрации и беззаконие, творимое государственными чиновниками, ощущается даже сильнее, чем в самой России. Следовательно, во всех этих окраинных владениях империи в большей или меньшей степени существует недовольство. И недовольство лишь усугубляется политикой, которую центральная власть проводит в отношении этих владений. Дело в том, что в своих взаимоотношениях с Думой правительство наживает капитал на «национальном вопросе» и выдвигает на первый план законодательные проблемы, касающиеся этих земель. Они используются как политическое орудие, как трамплин для теории и практики национализма и как предлог, чтобы отложить в долгий ящик реформы в самой России. Это вызывает сильнейшее возмущение не только у жителей национальных окраин, но и у тех великороссов, которые хотят видеть обещанные реформы осуществленными на их собственной родине.

Наконец, возникает вопрос: «Почему так происходит?» Что мешает управлять Россией мирно и спокойно, в соответствии с всеобъемлющими законами, которые уже есть в ее кодексе, и в соответствии с достойными восхищения, абсолютно вразумительными принципами ее политической конституции? И далее — что мешает правительству выполнить те из данных обещаний, что еще не воплощены в жизнь, осуществить реформы, которые большинство мыслящих людей в России считает столь насущно необходимыми?

Дать на эти вопросы удовлетворительный и категорический ответ трудно, а то и вообще невозможно.

Российские либералы, пожалуй, ответят, что старый режим, который был ранен, но не добит в 1905 году, постепенно собирается с силами и попросту борется за свое существование, что здесь речь идет о самосохранении. С другой стороны, в России найдутся независимые консерваторы и независимые радикалы, которые скажут вам: что нужно России — так это сильная исполнительная власть, решительный и смелый диктатор, которому достанет воли, чтобы снести препоны и расчистить мусор, чтобы править страной в соответствии с ее вековыми традициями. Лишь такая форма правления когда-либо давала результат в России — вот только в настоящее время ни такого человека, ни таких действий нет как нет. Другие, более склонные к скепсису, наверное, напомнят вам, что любой народ имеет то правительство, которого он заслуживает, и если в России нет политической свободы, то причина в извечной склонности русского характера к недисциплинированности, а поскольку все русские в той или иной степени недисциплинированны, им не стоит ожидать от власти ничего, кроме произвола.

Одно можно сказать с уверенностью: все изъяны, препятствия, опасности, связанные с критикой, ограничения свободы слова, вероисповедания и других гражданских свобод, о которых я упоминал, естественно, куда непосредственнее затрагивают образованные слои населения, чем его основную массу — большинство, то есть крестьян, — чье экономическое положение в настоящий момент лучше, чем когда-либо раньше. Следовательно, даже если это большинство недовольно, было бы разумно предположить, что в нынешних обстоятельствах лишь какой-то очень мощный катализатор способен усилить это недовольство до взрывоопасной степени.