Потом я его морду видела по местному телевидению. Этот урод, оказывается, большая шишка. Чего, кстати, никак не скажешь об его «отростке»: он у него с мизинчик и тонкий, как пальчик ребёнка. Наверное, когда я делала минет фаллоимитатору, он представлял, что это его член, и он меня имеет в самое горло. А! Что там эти онанисты фантазируют — это их дело. Мне-то что? Лишь бы заплатили. Но к противному, скажу я вам, привыкнуть нельзя.
Не знаю, почему я это вспомнила, разглядывая маремана. Может быть, потому что на нем были узкие, облегающие джинсы, и они, так сказать, наглядно подчёркивали: в пазу у него не хило.
— Чо, запала? — перехватив мой взгляд, хихикнула Фанни. — Может, это носовой платок в кармане так свернулся, а член у него — коротышка, хи-хи!
Я её пихнула локтем:
— Молчи, дурёха! Мне фиолетово, что там у него. Лишь бы заплатил…
Мареман вышел из яркого круга света, который падал сразу с двух фонарей.
— Который, девочки, час?
Помираю! Тоже мне, нашел, как подкатить. У самого-то, вон они, часы, поблескивают из-под манжеты. И, кажется, настоящая американская электроника с музыкой, будильником и противным попискиванием через каждый час.
— Час, да не для вас!
Это Фанни вякнула, глупышка. Тоже мне, заигрывает как придурочная.
— Что так?
Фанни коротко хохотнула, игриво взбила пятерней волосы на затылке, ответила:
— А от вас часом не отделаешься…
Ну-у, поехала на кочерге!
— А у меня времени — во! — и на меня косится, улыбается: — Даже не знаю, что с ним делать, столько времени…
Ясное дело, приезжий-то приезжий этот красавчик, а про нашу площадь откуда-то знает, и наверняка. А впрочем, чего знать-то? Видит: сидят две лахудры, одни, битый час, на плащиках розовые бантики — уже знак: ясно, что почем.
Ладно, надо кончать эту комедию. Что-то знобит, холодок откуда-то из глубин тела высовывает свои осторожные лапки, трогает живот, грудь, поднимается все выше и выше, и я уже знаю: не приму «лекарства» — станет хуже: сначала ломота в затылке, потом руки-ноги словно кто отрывать будет, и страх, боже, страх заполнит каждую клеточку тела, страх — до отчаяния, до рвоты… Надо успеть принять «лекарство», черт бы его побрал.
— Ну, вот что, — говорю. — У меня есть пачка кофе. В зернах. Видите? И сумочку раскрываю. — Настоящий мокко. Такого на вашей Камчатке, или где вы там обитаете, нет и не будет. Я его в ресторане «Юнихаб» по знакомству беру…
— При чем тут Камчатка? — удивляется мареман. — Я его в Стамбуле пил. На углях там кофе готовят, прямо на улице. Только не поймешь, что дороже стоит: кофе или холодная, из горных ключей вода. Там кофе с водой пьют…
— Ну не раскладывать же мне угли прямо вот здесь! Я дома кофе варю. Правда, без коньяка он не имеет вкуса — все равно, что пиво без корюшки…
Это я намек делаю. Неподалёку, в ночном клубе «Одиссей», у Витьки-швейцара можно бутылку взять. Если, правда, знать, как брать. Ну да ничего, я бы помогла. Витька-то запуган всякими проверками, но девочек-то знает в лицо, всегда выручит. Что вы думаете, молодой, здоровый парень за просто так — каких-то две тысячи рублей! — стоит у входа? Из любви к посетителям? Наивные!
Одно плохо, что для ночных клубов мы с Фаннни — как бы это помягче сказать? — ну, не то чтобы не годны, а не той свежести, так я вам скажу. Там элитные девочки тусуются, крутые профессионалки, а кто мы? Да никто! Вернее, любительницы. Но если бы мы с Фанни захотели, то сто очков вперёд этим профурсеткам дали бы. Но мы с ней не какие-нибудь позорные девочки по вызову. Захотим — пойдём, не захотим — останемся вот на этой лавочке, и никакая бандерша нам не указ, да и сутенёра у нас нет. Лично мне нужны денежки, позарез нужны. А Фаннни — та… хм. как бы это сказать?… ну, в общем, той нравится секс с незнакомыми мужчинами. Экстремалка! А еще она говорит, что чем бесплатно давать каждому кандидату в принцы на белом коне, так уж лучше что-то с него поиметь, пусть за удовольствие платит.
Ладно. Вру я всё. Просто не хочется, чтобы вы меня дешевой шлюшкой считали. Ну, посмотрите на меня… Похожа я на шлюшку? Макияж нормальный, не разрисована как не знаю кто. И одежда скромная, юбка чуть выше колена, правда — это потому, что…Ну, не важно, почему. В темноте всё равно не видны следы уколов.
Так что в «Одиссей» мы с Фанни не ходим. Да и чего туда ходить? Этот клуб сейчас «голубые» оккупировали. У них свои «девочки» — манерные такие мальчики, томные, и глазки умеют закатывать не хуже кисейных барышень, и даже губки красят, прикиньте! А ещё Витька мне рассказывал, что некоторые наряжаются женщинами, и, знаете, ни в жизнь от натуралки не отличишь. Витька говорит, что пока одного такого не начал пялить, так и не понял бы, что это переодетый парень. Вот до чего наш тихий провинциальный город докатился. Господи, уже и тут на трансвестита нарваться можно. Но мы-то с Фанни натуральные, живые, и нам нравится всё естественное.
— А то, сестра, не знаешь, где бутылку взять, — Фанни надувает губки, закидывает ногу на ногу и вытаскивает пачку сигарет.